Иван прошел по двору. Соседские мальчишки уже вовсю подсматривали за новым постояльцем в щели забора.

– Брысь бегом отсюда, – Иван погрозил мальчишкам кулаком.

– Сейчас по всей слободке разнесут весть, – добавила Марья.

– Ну а вам-то чего, – усмехнулся Иван, чай не беглый. Ну, погостил у царя, скоро домой, к своим: на Волгу. Он заметил, как после этих его слов Марья как-то приуныла. За две недели, что она ухаживала за ним, она словно привязалась к этому чернобровому, статному и крепкому мужику. Заметив перемену в ее настроении Кольцо рассмеялся: – Ну, ты чего Марья. Влюбилась поди?

Не надо, – он произнес это настолько серьезно, насколько можно вообще это было сказать.

– Привыкла я к тебе Иван, – тихо произнесла она. Тятька с братьями постоянно в делах, я все дни одна в доме и поговорить не с кем.

Кольцо улыбнулся: – В замуж тебе надо красавица, пропадает красота девичья. А что, я казак, моя сила в сабле.

Иван снова рассмеялся. Он достал из-под пояса кожаный кошель, вытащив несколько монет, он протянул их девушке.

– На-ка вот возьми, за уход, купишь себе на ярмарке подарки.

Марья отрицательно покачала головой: – Не надо Иван. Она развернулась и пошла в дом.

Иван сел на крыльцо у дома: – Вот так дела. Ему уже не терпелось вернуться к атаману, к казакам, что стояли лагерем на Яике.

–Поспеть бы к сборам, – с печалью произнес он. Ермак Тимофеевич не знает, что Ванька Кольцо жив. Весть о царском указе до атамана, конечно же дошла. Именно он уговорил Ивана Кольцова идти в Москву, валяться в ногах у царя, вымаливая прощение. Не бывало такого на земле русской, что бы вольный казак в ногах валялся, да хоть сам царь. А хоть патриарх. Не такой он человек Иван Кольцо. Наказ атамана он выполнил, но и чести своей не уронил. Едва головы не лишился. А царю головы рубить, не привыкать. Царская опричина беспощадно прошлась по русским города и селениям. Не щадили царевы слуги никого, ни старого, ни малого. Да хоть трижды ты будь князь, да хоть также Рюрикович, а прознает царь, что замыслил кто измену, или навет кто принесет, враз голова на плаху ляжет. Но слава Господу успокоился царь, перебесился, все бесы земные вышли из него. Царем богомольцем стал. А сколько душ невиновных сгубил и не счесть. Но кончилось то время. Смеркалось.

В дом вернулись отец и братья Марьи. Марья тайком поделилась с отцом разговором с Иваном. Мелентий подошел к Ивану со словами: – Спасибо тебе мил человек за честность и порядочность, за то, что деньги Марье хотел дать. Это благородно. У нас трутней нигде не любят.

Иван приподнялся: – и тебе отец спасибо за дочь, кабы не она, что бы сейчас было. Мелентий согласно кивнул.

Иван посмотрел на Мелентия и кивнул головой, давая тому понять, что разговор для двоих.

– Я бы сосватал девку, пригожая она хозяйственная, да сам-то я казак, птица вольная. Дом у меня, где конь остановился. Ну, какой из меня жених.

Мелентий кивнул соглашаясь: – То оно верно, но и казаку когда-нибудь, нужно остепениться.

– Нужно! – словно подтвердил его слова Иван, —вот сейчас на Кучума сходим. Сибирь под свою руку возьмем, тогда и о женитьбе можно подумать.

– Хорошо, – Мелентий утвердительно кивнул.

– Постой Иван, – к ним подлетел младший из братьев. – Сибирь пойдете воевать?

– Тебе чаго не сидится дома? – рявкнул на него отец.

– Надоело батя…, – обиженно фыркнул тот.

Аки Богородица явила миру Спасителя, так и ясно Солнышко поднялось из-за Урал-камня, окрасив мрачные деревянные скаты крепости-острога Орел-городок в золотой цвет своими теплыми летними лучами. Закукарекали на подворьях петухи, забрехали во дворах псы, провожая хозяев на труды праведные. Уже почти сто лет был Орел-городок оплотом власти торговых людей Строгановых, и русской экспансии по всей Камской Перми.

На старой деревянной пристани, что стояла на излучине Айвы, было непривычно шумно. Бурлаки тянувшие баржу с хабаром по реке, стояли на берегу и о чем-то оживленно спорили, и ругались. Максим спустился ближе и прислушался.

– А я тебе говорю, видел всадника. У самой реки. Коня поил.

– Брехун ты Ерошка, – усмехнулся старый бурлак и ударил бедолагу тонким прутом по голове. Бурлаки взялись дружным смехом. Ерошка не на шутку разозлившись от такой досады, выхватил из рваной наплечной сумки деревянную ложку и в ответ ударил старого бурлака по лбу. Ссора готова была перерасти в потасовку.

– Видел говорю, клянусь Николаем Угодником,—Ерошка вскочил с пня и засучил рукава, готовясь к драке. Старик отвернулся: – Все равно трепло.

Ватага бурлаков опять взвилась дружным смехом.

– О чем спорим молодцы, – Максим спустился к ватаге, – Али веревку не поделили.

– Барин, – бурлаки дружно встали и отвесили поклон.

– Так о чем спорим?

Бурлаки вытолкнули Ерошку вперед.

– Говори не робей.

Ерошка пригладил ладонью взъерошенную рыжую копну волос на голове.

– Тащили когда баржу, намедни у поворота, видел конного татарина.

– Да брешет он, – встрял в разговор один из бурлаков. Всю дорогу тихо было, иначе бы налетели нехристи продыху не дали.