– Скушно браты, – произнес один из казаков едущий впереди всех, – может споем. И казаки затянули унылую казацкую песню горькую, как судьбинушка русского народа под гнетом бояр, да воевод царских. Многие из них покинули свои станицы, не желая мириться с произволом казацких старейшин. Некоторые вернулись с Ливонской войны, и застав свою хату сгоревшей дотла, подались на Яик или Волгу-матушку.

Иван догнал старшего ногая и хлопнул его по плечу: – Ладно ногай, не серчай, то воля казацкая. Что в степи, то наше.

– Будет тебе воля, – прошипел про себя старший ногай. – Воля и царская милость.

Ногайский посол хорошо знал суровый нрав русского царя, смертию лютой казнившего, что простого смерда, что родовитого боярина. Никому царь спуску не давал. Держал царство свое Иван в ежевых руковицах. И катился по земельке русской не то стон, не то бабий плач. Сразу и не разберешь.

Знал это ногай, потому и не беспокоился. А настоящее письмо от хана, не подложное было хорошо зашито в подол кафтана и давало ему уверенности, что голова его останется на плечах.

– Глупый ты ногай, зря, что посол, – усмехнулся Иван.

– Вон и ичеги у тебя какие добрые и кафтан, что у самого султана, а несешь такую ересь, прости Господи, – Кольцо всплюнул на землю, и пришпорив коня, устремился в след за остальными казаками.

– Иван ночь скоро, – произнес один из казаков глядя на затянутое тяжелыми тучами небо. Надо бы где-то переночевать.

– А что казаку уже степь не дом? – прохрипел Кольцо. Хотя юрту бы сейчас не помешало. И ногаи под присмотром будут.

– Дмитро, вон дым за холмом поднимается, – Иван указал на север одному из казаков находу раскуривавшему трубку, – поди-ка юрта стоит. Скачи, разведай, что там. Казак кивнул и пришпорил коня. Через несколько минут казак вернулся.

– Иван, – крикнул он, не слезая с коня, – башкиры кочевые. Одна юрта. Старик со старухой, да девка, дочь ейная.

– Эй, казаки! – заорал Иван Кольцо, поворачивай за мной, на ночлег становиться будем. Он пришпорил коня и словно выпущенная из тугого лука стрела, взлетел на холм впереди. Его зоркий взгляд остановился на одинокой юрте, подле которой гулял небольшой табун лошадей и овец. Овцы испуганно заблеяли, увидев на вершине холма всадника в папахе с алым околышем и саблей наперевес. Хозяин юрты, откинув полог, закрывавший в ход в его жилище, низко поклонился и указал казакам на то, что они могут найти пристанище у него. Касым старый башкир был рад неожиданным гостям, несмотря на различия в вере. У казаков можно было выменять порох и пули на кусок свежей баранины и другие предметы, что пригодятся ему в его кочевой жизни. Казаки не трогали бедных кочевников. А то, что Касым был беден, указывали дыры на крыше его юрты. Но у старого башкира богатство мерялось не в жеребицах и овцах, настоящим его богатством была красавица дочь Айгуль.

Кольцов откинул порог юрты и зашел во внутрь. Очаг дымил, выпуская дым через круглое отверстие в крыше. В почерневшем от сажи казане, что-то булькало, разнося по жилищу запах вареного мяса и каких-то не знакомых ему пряностей. Айгуль увидев черного бородатого мужика, смутилась и закрыла лицо. Но Иван уже успел рассмотреть эту восточную красавицу. Но в таком деле спешка не нужна, к тому же хорошо пожрать перед сном гораздо приятней.

Казаки уже спешились и привязали пленных ногаев к коромыслу.

Никита Пан скидав несколько булыжников в импровизированный очаг, набросал в него сучьев и развел огонь. Казаки расселись вокруг костра и каждый занялся своим делом. Михась вытащив из ножен камень и точило принялся за свой клинок, искоса посматривая за ногаями, которых привязали неподалеку. Касым кланяясь, подошел и предложил кумыс.

Никита брезгливо поморщился и достал из-за пояса фляжку с горилкой. Приложившись, он смачно крякнул и выдохнул. Казаки рассмеялись. Тут же появился Касым с разносом, на котором лежали резаные куски мяса и лук.

– Очень вкусна, – кланяясь, пробормотал Касым. – Совсем свежий баран.

Никита поддел кусок мяса ножом и отправил его в рот. Он долго разжевывал кусок, словно пытаясь выпить из него все оставшиеся соки.

Затем подцепил еще кусок мяса и вновь так же ловко отправил его в рот.

– Ну, раз Никита жив пора, и нам братцы приниматься за трапезу, – довольно произнес один из казаков.

– А ты что хотел-бы, что бы я издох, як собака от башкирского мяса. Казаки вновь рассмеялись.

– Побойся бога Никита, – изворачиваясь, заюлил казак.

– Я хотел сказать, если Никита не помер, знать жрать можно всем.

Никита посмотрев на него, усмехнулся: – Я тебя еще переживу.

Касым исчез в юрте и вновь появился оттуда с новой порцией мяса.

Казаки принялись за ужин. Их пиршество перемежалось с шутками и ругательствами.

Иван вышел из юрты: – Ногаев-то хоть покормите, сдохнут же с голоду.

Обождут пока ногаи, – крикнул в ответ Никита, пережевывая очередной кусок.