Я молча кивнул и, когда мама ушла за доктором в кабинет, сказал Кате:

— Поехали домой, родная.

Она, отстранившись, посмотрела на меня и прошептала:

— Я счастлива, что ты и твои мама с папой есть в нашей с Ясей жизни.

— А я счастлив, что у меня и моих родителей есть вы, — поцеловал в кончик носа и вздохнул полной грудью.

— Кать… — позвал я, но она будто бы меня не услышала.

Мы сидели в машине на стоянке у магазина. Мама вышла, чтобы купить продукты, пообещав вернуться как можно скорее. Я видел, что Кате хотелось скорее приехать домой, увидеть дочь и просто выдохнуть в домашней обстановке. Но она промолчала, просто отвернулась к окну и наблюдала за дверьми супермаркета. Неотрывно, не шевелясь и, казалось, почти не дыша.

— Катя, — протянул руку и осторожно коснулся её плеча.

Вздрогнув, она резко повернула голову. Глаза её были наполнены страхом, подбородок дрогнул. Схватив мою руку, она сжала её так сильно, насколько, по всей видимости, была способна в данную минуту, и прошептала:

— Я боялась, что больше тебя не увижу. Ни тебя, ни Ясю, ни… — тяжело сглотнув, притянула мою ладонь к своей щеке, потерлась, поцеловала. — Это так страшно, Кирилл. Так страшно.

Я ощутил тепло её дыхания, мягкость губ, и сам на мгновение как будто вернулся на пару часов назад. В неизвестность, когда, как безумный, гнал машину вперед, боясь самого страшного, что только могло быть — больше никогда не посмотреть ей в глаза, не почувствовать её близость, не суметь просто прижать её к себе — живую и такую необходимую мне.

Я подался к ней и, обхватив за затылок, осторожно притянул к себе. Прижался лбом к её и шумно выдохнул.

— Ты не представляешь, как было страшно мне, милая моя. Думал, если с тобой что-то случится…

— Перестань, — она судорожно вздохнула. Отстранилась и посмотрела мне в глаза. — Я больше не хочу терять время, Кирилл, — облизнула пересохшие губы. — Тратить его на глупые ссоры, обижаться на пустом месте, находиться вдали друг от друга — не хочу, — замотала головой и повторила: — Не хочу. Все может так быстро исчезнуть. Сегодняшняя авария напомнила мне об этом. О родителях, которые так и не вернулись, которым я так много не сказала. Не успела…

Слезы, ещё секунду назад блестевшие только в уголках, потекли из её глаз. Крупные, горячие и живые, как и она сама. В этот момент я любил даже их — потому что они были её частью, они были напоминанием о том, что здесь и сейчас у нас есть будущее. Катя хлюпнула носом и опять покачала головой, уже немного спокойнее.

— Боже, Катя, — я обнял её, погладил по волосам, забранным в небрежный хвост. Сделал шумный вдох. Она уткнулась мне в шею и сильнее заплакала — несдержанно, навзрыд. Плечи её затряслись, а я… Сам почувствовал, как на глаза слезы наворачиваются.

Наверное, только сейчас, сжимая её в объятиях, родную, теплую, чувствуя ее дрожь, ее дыхание на коже, ее сердцебиение, я понял, что наша жизнь едва не разделилась на до и после. Катя права. Мы тратим время на пустое.

Поцеловал её в макушку, втянул запах её шампуня. Запах яблока с корицей…

По телу разлилось тепло. Родной запах, родное тепло, родные глаза, губы, вся она — самая родная и близкая.

— Обещаю тебе, что все у нас будет хорошо, — сипло выговорил я, все сжимая Катю в объятиях. — Перестань плакать. Перестань, все обошлось. Сейчас мы доберемся до дома, и ты возьмешь нашу малышку на руки. Рядом будет суетиться Барон, папа тебя обнимет, мама приготовит чай. Слышишь, Кать? — говорил я быстро. Хотелось успокоить ее, хотелось вселить уверенность и в нее, и в самого себя. Простые слова, простые вещи. Самые простые и самые важные. — А я… я буду держать за руку. Всегда. Всегда, Катя.

Она закивала. Пальчики её сцепились в замок на моей шее. Так мы и просидели с минуту. Я чувствовал, что тело её все еще подрагивает, но она уже не плакала. И дыхание её становилось ровнее.

Наконец пришла мама. Забравшись в салон, поставила шуршащие пакеты с продуктами рядом. Взгляды наши встретились. Она улыбнулась мне, кивнула на Катю. Я понимал, что она хотела сказать мне. Примерно то же самое, что я и так знал. Беречь. Беречь и больше не отпускать.

— Поехали? — выбравшись из моих рук, Катя потихоньку шмыгнула носом, вытерла влажные щеки и глянула на маму. А после на меня. — Ты… — ещё раз шмыгнула носом. — Ты обещал чай и за руку держать. Учти, я запомнила.

— Поехали, — улыбнулся я и завел автомобиль.

До родительского дома мы добрались минут за двадцать. Дорога, ведущая к поселку, была плохой — то и дело приходилось объезжать ямы. Ко всему прочему, начался дождь. Машину я старался не гнать, но буквально чувствовал исходящее от Кати нетерпение. Пару раз глянул на неё, на её руки. Она крутила колечко, которое я подарил ей на помолвку, и смотрела перед собой не мигая.

Мамин телефон вдруг зазвонил, обычно мягкая мелодия вызова в царящем молчании показалась непривычно резкой и громкой.

Вздрогнув, Катя повернулась к ней. Мама успокаивающе коснулась её плеча и ответила. А спустя несколько секунд, улыбаясь, сообщила:

— Папа звонил, сказал, что Ясю он покормил смесью, и она уснула. Всё хорошо, Катенька, всё хорошо.

— Хочу домой, — тихо выговорила она и снова посмотрела в лобовое стекло. Снующие туда-сюда дворники стирали струи воды, но те набегали вновь.

Я приспустил стекло, и салон тут же наполнился запахами влажной земли, травы и свежим — озона. Прикрыв глаза, Катя сделала вдох и тут же снова посмотрела на покрытую размокшими рытвинами дорогу.