И она прекрасно знает, с кем и по какому поводу! Но до чего же ей хочется выяснить, что могут так долго обсуждать трое мужчин - Филип, отец и Гордон. Теперь, когда отцу все, наверное, уже известно, он должен будет что-то предпринять. Но что?

Проклятый писака!

– Давно к нам приехал Филип?
– спросила она у матери, сдерживая безумное желание ворваться в кабинет отца и потребовать объяснений у самого Кирка.

– А, ты видела его машину... Примерно около часа назад. Я было подумала, что он приехал повидаться с тобой, но ошиблась. Как, по-твоему, он не собирается просить твоей руки?
– И она лукаво прищурилась, глядя на дочь.

– Не думаю, - сдержанно ответила Памела.
– Во всяком случае, присутствие Гордона для этого необязательно.

– Ax да, верно. Кстати, он прибыл вскоре после Филипа. Вообще, все это выглядит весьма таинственно.

Памеле так не казалось, однако она не стала ничего говорить матери. Сев напротив нее, она затеяла непринужденную беседу, нетерпеливо поглядывая на часы и ожидая, когда мужчины выйдут из кабинета. В подобные минуты Памела жалела, что не пьет, поскольку алкоголь делает ожидание не таким томительным.

В мучительной неизвестности прошло часа полтора, прежде чем в холле раздались мужские голоса. Прервав разговор на полуслове, Памела поспешно встала и вышла из гостиной.

Первым шел Гордон, за ним Филип и замыкал шествие отец, причем у всех троих были на редкость мрачные лица. При этом Гордон заметно побледнел от нервного напряжения, зато Филип, еще издалека увидев Памелу, надменно приосанился.

Но в данный момент ее гораздо больше заботило состояние отца, который выглядел так, словно постарел лет на десять. Его лицо было серым и несчастным, плечи опущенными, а движения по-стариковски вялыми и расслабленными. Куда только девались прежняя подтянутость и энергичность!

Второй раз за последние несколько дней Памеле захотелось наброситься на Филипа с кулаками. Стоило ему поравняться с ней, как она сверкнула ненавидящим взглядом и уже открыла рот, однако он ее опередил.

– Не говори ни слова, - прошептал Филип и, взяв за руку, властно потянул ее за собой.
– Окажи мне любезность и проводи меня до машины.

Памела была не расположена выполнять его просьбу. Однако он сжимал ее руку так крепко, что мог оставить синяки на нежной коже.

– Пожалуйста, не упирайся, - процедил Филип сквозь зубы.

Памела снова метнула на него бешеный взгляд, но позволила увлечь себя к входной двери. Она заговорила лишь тогда, когда они вышли из дому и направились к его машине.

– Ну что, ты удовлетворен?

– Не особенно, - покачал головой Филип, наконец-то выпуская ее руку.

– Это еще почему?
– повысила голос Памела.
– Впрочем, можешь не отвечать. Мы оба знаем ответ. Лучше скажи: что собирается предпринять мой отец?

– Мне кажется, об этом тебе лучше спросить у него самого, - ответил Филип, слегка пожимая плечами.

– Я никогда тебе этого не прощу! Никогда!

– И ты уверена, что тебе есть в чем меня обвинять?

– Еще бы! Надеюсь, что твои проклятые статьи никто не будет читать! с каким-то детским злорадством в голосе заявила Памела.
– Они того заслуживают!

– Ты думаешь?
– Как ни странно, но Филип выглядел опечаленным.
– А многие ли из нас получают по заслугам?

– Ну, ты-то уж точно получишь! И еще одно: я больше не хочу тебя видеть!

– Именно этого я и опасался. Но, послушай, может быть, еще один день...

– Никогда!

– Ладно, в таком случае нам больше не о чем говорить.
– Филип открыл машину и сел внутрь.
– Однако после того, как немного остынешь, я бы советовал тебе пойти поговорить с отцом. Не уверен, что он тебе это первым предложит. Сделай так, хорошо?

– Разумеется, я с ним поговорю. И для этого мне совсем не нужны твои советы.

– Прощай, Памела.

– Прощай!

Филип хотел было еще что-то сказать, но вместо этого завел мотор и медленно тронулся с места. Памела не стала смотреть ему вслед, а сразу же направилась обратно к дому, громким стуком каблуков по каменным плитам вымещая свою злость.

Что за проклятый, высокомерный, самодовольный ублюдок, для которого его публикации дороже всего на свете! Сколько же горя он причинил ее ненаглядному отцу! Она ненавидела его за это даже сильнее, чем за полное пренебрежение ее мольбами и перенесенное по его вине унижение, Но самое поразительное заключалось в другом. Задыхаясь от гнева и ярости, Памела все отчетливее сознавала, что не может жить без этого невозможного человека, что она любит его так же сильно, как ненавидит, и что ее сердце.., разбито.