– Вы говорите, что бунт был самым серьёзным. Это значит, что он всё ещё самый серьёзный, или там уже есть что-то ещё посерьёзнее? – спросил я его.

– Ну, этим утром к обвинениям добавились четыре убийства и сопротивление при аресте. А кого вы убили?

– Никого, лейтенант. Никого! Что я сделал – так это послал в жопу генерала!

Дорн снова зарылся в бумаги.

– Должно быть, это нарушение субординации и прямого приказа.

– Возможно. Позвольте мне спросить. Кто назначил вас моим адвокатом? – спросил я его.

– Лично начальник военной полиции! – широко улыбнулся Дорн. – Он сам попросил меня! Это так интересно. Моё первое дело, и я получаю такой важный случай!

– О, Господи! – я покачал головой. Всё становилось лучше и лучше. Почти каждый офицер в ШВТ был по меньшей мере капитаном. Начальнику военной полиции, этому майору, что арестовывал меня, пришлось постараться, чтобы зарыться так глубоко и найти юриста ШВТ, который был настолько зелёным, что имел только лейтенанта и не вёл ни одного дела прежде. Я гадал, действительно ли Дорн ходил в юридическую школу, или же окончил всё заочно. Он был настолько зелёным, что искренне полагал, что это честь, а вовсе не ещё один гвоздь в крышку моего гроба.

Дорн принялся говорить о деталях.

– Бунт будет очень трудно доказать. Прецедентное право, определённо, будет на вашей стороне. И кто-нибудь был свидетелем убийства?

Я просто сидел, глядя, как он болтает.

Наконец, я сказал:

– Помолчите, лейтенант. Дайте я кое-что спрошу. Вы уже приблизились к сделке с признанием вины?

Он с улыбкой кивнул.

– Начальник военной полиции хочет 20 лет в Ливенворте, но я знаю, что мы можем договориться о лучшем! Я не думаю, что всего будет больше четырёх-пяти…

– Замолчите. Забудьте. Если будет судебное разбирательство – пусть меня судят. Я не подпишу никаких признаний, – это всё было делом политики, и генерал Говнюк собирался меня наебать. Нахуй его!

Тут дверь открылась и вошёл капрал.

– Время вышло. Выметайтесь, – сказал он Дорну.

Дорн выглядел потрясённым, но я рявкнул:

– Вы будете отдавать честь и обращаться к старшим по званию так, как положено, неважно, заключённые они или нет. Он лейтенант, а я капитан, вы же капрал. Вас должны были лучше вымуштровать. А теперь вы выйдете, и никто, кроме майора, не посмеет прервать нас, понятно? – он вытаращился на меня, и я повторил, ЭТО ПОНЯТНО?!

– Да, сэр.

– Свободны.

Дорн с любопытством поглядел на меня, увидев меня в другом свете. Я повернулся к нему и сказал:

– Ладно, мы должны сделать это быстро. Я одурачил капрала, но его сержант не будет так же сговорчив. Я буду говорить, а вы будете слушать, идёт?

Дорн просто кивнул, так что я продолжил.

– Ладно, это всё полная хрень. У генерала Хокинса есть заноза в заднице, и её зовут Бакмэн. Он хочет похоронить меня и запугивает, чтобы я подписал признание. Последнее, чего он хочет – это настоящий военный трибунал. Итак, перед кем вы отчитываетесь?

– Я? – я продолжал настаивать, и он ответил, – Перед начальником военной полиции.

– Даже я знал, что это неверно. Начальник был старшим военным полицейским на базе, и отвечал за свою полицию. А ШВТ являются военными юристами и обеспечивают соблюдение формальностей и защиту в суде. У них, как и в гражданской жизни, различное командование. Копы не могут отвечать за прокуроров.

– Нет, он просто находится ближе всего к вам, – покачал я головой. – Вы на самом деле отчитываетесь в штаб-квартиру ШВТ к округе Колумбия, верно?

– Да, сэр, – он пожал плечами.

– Ну, тогда вы доберётесь до кого-то повыше в пищевой цепочке. Хокинс может зарыть меня здесь в такой глубокой дыре, какую только найдёт, но рано или поздно моя жена заметил, что я не вернулся и не звоню. Она не знает всего этого дерьма об Армии, но она знает моего отца и своего отца, а те знакомы с парой конгрессменов, – это была полуправда, потому что Большой Боб считал меня величайшей ошибкой своей дочери, а со своим я не говорил вот уже три года, но Дорну ни к чему было знать все эти досадные подробности, – Рано или поздно я смогу добиться права на звонок, и первыми словами из моих уст будут «Обеспечьте мне гражданского судью»! Вы меня поняли?

– Вы не желаете видеть меня своим судьёй?

– Лейтенант, я богатый человек. Знаю, знаю – что богатый человек делает в Армии? Просто поверьте на слово, что я мультимиллионер. Вам не нужны детали, но первое, что я скажу своему новому адвокату, будет то, что я заплачу ему миллион долларов, если он возьмётся за моё дело, и ещё миллион, когда я уйду с чьим-то скальпом на поясе. Понимаете меня? Скажите это своим боссам в Колумбии! Спросите, знают ли они, сколько стоит полностраничная реклама на передовицах всех крупнейших газет! Знаете, заголовки о том, как армия США вторглась в Никарагуа, убив при этом двоих своих. Как вы думаете, с какими лицами Пентагон будет читать своим утренние газеты? Готов поспорить, Уильям Кунтцлер будет рад защищать меня в суде! А теперь вы пойдёте, найдёте телефон, позвоните своему боссу в главный штаб и разберётесь в этом, ясно?