Глаза соседа ошеломленно распахнулись и по мере понимания темнели. В платье стало жарко. Настолько, что я слегка пожалела о своем желании. Словно во сне, его лицо медленно приближалось к моему. Когда между нами остался дюйм, я закрыла глаза, уплывая куда-то далеко. Внутри все трепетало – и пело от восторга.

Его руки приподняли мое лицо, захватив теплой чашей, и губы осторожно коснулись моих. Я узнала бы их из тысячи других, слишком часто видела каждый насмешливый изгиб, что успела изучить. А теперь наяву чувствовала их нежность, переходящую в настойчивость. Мои губы приоткрылись под напором его языка, и я пропала. Вцепилась в его плечи и почти упала на него в кровати, но иначе не смогла бы удержаться от наплыва воспламеняющих эмоций. Когда руки Вейдена оказались на моей спине, я открыла глаза. Солнце, осознание происходящего усилилось во сто крат. Рин Вейден целовал меня. Просто умопомрачительно целовал.

А вокруг нас ширился радужный спектр, свет которого не могла вместить комнатка на втором этаже. Наши ауры слились воедино и сияли. Физически дарили ощущение безграничного счастья, уверенности и тепла, растущего и растущего из сердца.

Наконец мы оторвались друг от друга, чтобы отдышаться.

– Данари, – его сапфировые глаза сверкали неведанным ранее блеском, – когда я сказал, что ты вернула меня к жизни, то имел в виду не только спасение моего бренного тела. Ты спасла мою душу.

Я ликовала – он говорил правду. Все же в странном даре есть свое преимущество.

– Данари, – он поднес мои руки к губам, и в груди била крыльями одна мысль – только не отпускай меня, не отпускай! – никогда бы не подумал, что скажу это, но… собственные ошибки иногда полезны. Я варил отворотное зелье, дурак.

Мои брови поползли вверх.

– Ты тоже думал, что ходишь привороженный?!

Его мимика отзеркалила мою, и мы оба рассмеялись. Не было ни малейшей неловкости – за годы рядом наши пространства пересекались слишком часто. Вейден давно стал частью моего мира, а может, центром.

– Дана… – он ласкал взглядом, и я плавилась под ним, как воск, – на грани жизни и смерти я понял истину, – глаза лавочника смотрели мягко и предельно серьезно – сочетание, от которого в исполнении Вейдена снесло крышу, – можешь представить мое отчаяние! Я был уверен, что ты никогда не взглянешь в мою сторону, кроме как со злостью или опасением. Но я ошибался… снова. Данари… Я принадлежу тебе весь, телом и душой. Ты вольна поступить как пожелаешь – забыть об этих словах или же стать моей женой по-настоящему.

«Стать женой по-настоящему». Могла ли я помыслить о таком вчера? Рассмеялась бы в лицо любому, кто предположил бы подобное. Но сейчас губы предательски растягивались в счастливой улыбке.

– Рин, – я волновалась, впервые произнося его имя (имею ли я на это право?) и вместе с тем испытывала ни с чего не сравнимое удовлетворение – оказывается, мне всегда этого хотелось, – я ничего не смыслю в семейной жизни. Даже в отношениях ничего не смыслю. Если тебя это не отпугнет, то вручаю тебе свою судьбу.

В омут с головой. Наиболее подходящее сравнение к сделанному шагу, но страха не было. Как и сомнений. Мы потеряли столько времени, тратя его на вражду. Стоило дать надежду лучшему. Как любая невинная девушка, обладающая элементарными знаниями из жреческой школы, я, конечно, робела от перспективы принадлежать Рину «и телом, и душой» в самом скором времени, но смущение смешивалось с острым любопытством. А моя женская природа тайно нашептывала, что быть его женой мне понравится даже больше поцелуя.

Рин вложил мою руку к себе в ладонь и накрыл другой.

– С гордостью и признательностью беру ответственность за твою судьбу. Перед ликом Солнца.

И в этот момент из щели в ставнях проник первый рассветный луч.

– Вот и закончилась…

– Брачная ночь, – закончила я за него немного смущенно, и мы тихо рассмеялись. Не знаю, радовалась я или печалилась отсрочке, поэтому просто воздала благодарность Солнцу за доброе знамение.

– Ничего, у нас впереди целая жизнь, – одним ловким движением мужчина повернул меня на спину и оказался надо мной.

Как часто я задумывалась над тем, каков Вейден с друзьями, любимыми… Но все предположения были сметены и забыты под ошеломляющей нежностью, с какой он принял меня в объятия. Лаская каждый участок кожи, он нашептывал невероятные вещи. Пожалуй, я бы отдала полжизни, чтобы это не кончалось. Но вот лестница заскрипела под тяжестью торопливых шагов.

– Гхар, Кору тоже пора выдать замуж, – беззлобно проворчал зельевар, поднимаясь и подавая мне руку.

Когда сестра Рина вошла, мы чинно сидели за чайным столиком, какой был в каждой комнате уважающего себя столичного жителя. Но мне казалось, что она все поймет, едва бросит взгляд на мои горящие глаза или щеки.