Я обернулся на Торна, ожидая сигнала. Тот кивнул и мы двинулись к порождениям ёкая.

Недомерок нас не интересовал, поэтому я мимоходом махнул мечом, избавляя его от гнусной компании, с которой он связался. До этих недоумков дошло, что что-то не так, когда Рару схватился за горло, пытаясь перекрыть хлынувшую кровь.

Они ничего не успели сделать. Едва ли они проводили много времени на додзё. Все больше в таверне, так что когда я сбил Бакуми с ног и приставил меч к горлу, тот даже не попытался изобразить сопротивление.

«О, каму, мы бы прорубились сквозь тюремную стражу, как горячий нож сквозь масло», — кольнула меня горькая мысль.

Торн тем временем успел уложить на мокрую глину плечистого и закрыть ему рот ладонью. Тот широко раскрыл глаза и что-то попытался сказать. Господин нажал ладонью посильнее, вдавливая голову плечистого в грязь, а потом быстрым движением воткнул меч в промежность стражника. Тот задергался и, махнув рукой, ухватился за платок на лице Торна. Син-тар отмахнулся, избавляясь от ткани, дернул меч обратно и воткнул остриё в горло лежащему.

Плечистый еще содрогался в конвульсиях, а син-тар уже стоял за моим плечом. Я отодвинулся от Бакуми, оставляя его Торну, и в это же мгновение стражник заорал.

Высверк серебристого лезвия прекратил вопль, превращая его в хрип, но на двор уже выбежало несколько человек. Я обернулся на господина и с ужасом понял, что его лицо открыто. Тот коротко кивнул, и мы бросились на них. Один вытащил короткий кинжал, второй с ревом кинулся навстречу, а вот третий скрылся за дверями таверны. Спустя несколько ударов сердца я рванул дверь на себя. Двое смелых, но глупых стражников доживали в грязи остатки своих жизней.

Проскочив короткий коридор, я рванул дверь за ним и оказался в зале. Низкий потолок. С десяток мутных светильников. Слева от меня барная стойка. В зале сидело всего пятеро, к ним бежал, размахивая руками, успевший от нас сбежать стражник. За мной возник Торн.

— Что происходит?! — выкрикнул пожилой трактирщик и сделал к нам шаг.

Господин сделал короткий выпад, и тот сполз по стене на пол…

В моей комнате, и без того теплой, горел камин. Син-тар бросал в огонь куски черной ткани, еще недавно бывшие нашей одеждой, словно диковинное подношение самым злым созданиям ёкая. От мечей мы успели избавиться по дороге. Я замотал длинный порез на ноге застиранной тряпкой и сел на колени рядом с господином, ожидая, пока тот обратит на меня внимание. Тот бросил в огонь еще несколько кусков черноты и посмотрел на меня.

— Что?

— Я прошу господина син-тара простить недостойного слугу и выслушать его.

— Господин син-тар разрешает говорить, — медленно ответил Торн.

— Недостойный слуга считает, что сегодня он, помогая господину, утратил честь. Недостойный слуга просит разрешения, — я запнулся. — Разрешения лишить себя жизни, чтобы восстановить честь. Мне не смыть того, что я сделал…

Торн опустился на колени напротив меня. Я посмотрел ему в глаза. Во взгляде син-тара не было осуждения или гнева. Там царила тьма. Господин долго смотрел на меня и наконец ответил:

— Ты мой слуга и сделал то, что должно. Твоя честь не пострадала. Единственный, кто должен лишить себя жизни, это я. Но у меня нет такого права. Моя сестра останется последней, а я не могу допустить, чтобы она стала таром.

— Все эти люди, Торн… Трактирщик, служанка, совсем еще девчонка, десять стражников. Я не смогу…

— Ты должен. И ты сможешь. Потому что я так сказал.

Я несколько раз вздохнул, успокаивая сердцебиение. Кивнул и ответил:

— Как будет угодно моему господину.

Вот уж по чему я ни капли не скучала вдали от столицы, так это по официальным приемам у благословенного арантара. Я хорошо помнила это чувство, когда нужно было выверять каждый свой шаг, каждый взгляд и поворот головы. И не слишком-то рвалась снова испытать его.

Арантар согласился принять нас накануне Дня позабытых обид. Утром Атари принес парадную одежду для меня Руэны. Он собрался было молча выйти, но я преградила ему путь.

— Нам нужно поговорить.

Атари не стал, как син-тар, закрываться щитом равнодушной вежливости. Но я заметила, что в глазах моего жениха поселилось что-то новое, незнакомое мне раньше. Какая-то тяжесть? Темнота? Я не смогла бы объяснить. Атари молча кивнул и присел у камина. Я села напротив. Не сговариваясь, мы покосились на оберегающую. Она теперь часто сидела у меня в комнате на краю постели, обхватив плечи руками.

Лицо оберегающей не выражало ничего. С Руэны можно было бы лепить статую Ахати, каму равновесия.

— Твой господин не пожелал нас слушать, а вот тебе придется, — начала я и увидела, как сгущается тьма у Атари в глазах. Что с ним произошло? Мне показалось, что сейчас он молча встанет и уйдет. Но он только сказал коротко:

— Я слушаю, Юко.

— Ты знаешь, как работает сила оберегающих, Атари?

Он не стал снова коситься на Руэну, только покачал головой.

— Нет, не знаю.