Были, правда, и совершенно другие случаи. Иногда нам надо было определить наличие водоносных горизонтов в мелких скважинах. Мы делали контрольный замер сопротивления бурового раствора, и затем этот раствор обильно солили. Делали опять замер сопротивления, оно было существенно ниже контрольного. Если в скважине был водоносный пласт, то пластовая вода вымывала соль и сопротивление против такого пласта начинало повышаться. Мы это фиксировали, продолжая делать замеры сопротивления с различными временными интервалами. При малой скорости пластовой воды работа могла растянуться на сутки. Тут между замерами можно было и поплавать в реке, если такая оказывалась рядом, сделать шашлык или просто поиграть в карты, не спеша и с удовольствием.

Каждая скважина это своя история. И таких историй у меня накопилось огромное множество, как у хорошего охотника. К примеру, исследовал я как-то скважину под шахту для ракеты. Заказ пришёл из военного ведомства, и по дороге на скважину ко мне подсел лейтенант. Дорога была на уровне бездорожья, и, приехав кое-как на скважину, я обнаружил, что в силовом блоке на станции произошло короткое замыкание, и он слегка дымится. Запасного блока у меня, конечно, не было, и я сказал лейтенанту, что надо возвращаться на базу. В то время у нас уже было несколько станций, и я мог вернуться назад на исправной станции через день или два. Однако лейтенант взмолился, что его могут разжаловать, у них там были очень жесткие сроки, потому что международная обстановка и т.п. Конечно же, мне не хотелось подводить военного. Я попробовал работу на нормальном режиме и тут же понял, что мы просто скоро загоримся. Я снизил напряжение, приборы работали как сонные, блок чадил, но по крайней мере была надежда, что он сразу не загорится. Короче, в этом режиме мы работу довели до конца. Блок не загорелся, лейтенант мужественно сидел рядом со мной, пока мы не закончили и полузадушенные не вывалились из станции.

Я исследовал скважины, пробуренные под будущим телом плотины Нурекской электростанции. Это была стройка союзного масштаба. С самими исследованиями проблем не было, однако их интерпретация была очень ответственна, так как надо было описать породы, на которых эта огромная плотина будет построена.

Очень интересные были поездки на Памир. Добирались туда несколько дней, при этом большая часть пути проходила вдоль реки Пяндж, которая была границей с Афганистаном. Я, конечно, не мог не сфотографироваться рядом с пограничным столбом, хотя это было и запрещено. Мало того, обычно мы на Памир ездили летом в жару. Ужасно хотелось искупаться в горной реке, которая была совсем рядом. Однако это была граница, и добраться до реки можно было только перепрыгнув через сравнительно низкие проволочные заграждения, и пройдя по вспаханной полосе.

По дороге на Памир. 1962.

Граница в то время была мирная, никаких происшествий не было. Это служило мне слабым оправданием, когда я преодолевал препятствия и окунался в холодное течение Пяндж. Плавал я на спине близко к нашему берегу, наблюдая за возможными секретами пограничников и готовый в любой момент выскочить на берег. К счастью, эти освежительные процедуры обошлись без последствий.

Ночевать приходилось тоже на границе. Выбирали место на дороге пошире, где можно было расположиться, по крайней мере, не на проезжей части. Раскладывали раскладушки, на которые укладывали спальные мешки и засыпали под черным Памирским небом с невероятным количеством звёзд. В течение ночи нас несколько раз будил конный разъезд пограничников со стандартным вопросом: «Почему ночуете на границе?», на который следовал стандартный ответ: «А где ещё ночевать?». После чего мы показывали заранее приготовленные под подушкой паспорта, и наряд удалялся. Через несколько часов нас будил уже другой наряд, и беседа дословно повторялась.

Один раз, правда, мой водитель Николай нарушил рутину. Мы все спали на улице, а он в автобусе. Во время диалога с пограничниками вдруг с грохотом открылось окно автобуса, и Коля рявкнул: «Руки вверх!». Я при этом смотрел на пограничников. Ни у одного из них рука даже не потянулась к пистолету, несколько секунд длилась тяжёлая пауза, пока Коля не расхохотался, давая понять, что это была шутка. В общем, граница действительно была мирная.

Мы видели в предгорьях Памира высоких, светлокожих и со светлыми глазами таджиков. Как говорят, это потомки солдат Александра Македонского.

Мы обычно ехали до Хорога и, засидевшись в машине, сразу после прибытия мчались в горы. Один раз с нами было несколько не столь молодых людей из Управления. Они тоже помчались за нами, но вскоре тут же присели. Сказывалась высота больше 2-х километров, однако мы такую высоту не воспринимали.

Памирские скважины находились в горах, куда автоматическая станция не могла подъехать. Поэтому там приходилось использовать полуавтомат, и везти все оборудование к скважине на ишаках. Ишаков нам давали, однако, управлять ими было гораздо сложней, чем машиной. Они понимали команды только на таджикском, которым мы не владели. Команды состояли из слов с большим количеством шипящих звуков, которые мы не могли толком выговорить. Возможно, из-за нашего акцента, а может и просто из вредности ишаки делали все наоборот. Мы шли к скважине по узким горным дорогам, и если проводник находился между ишаком и скалой – ишак пытался растереть его об эту скалу. Если проводник находился с другой стороны – ишак пытался его сбросить в обрыв, если сзади – ишак убегал вперёд, спереди – останавливался. В общем, было весело.

На границе с Афганистаном. 1962.

***

Я четыре года колесил по Таджикистану во времена, когда дороги были далеки от совершенства, понятие автосервиса практически отсутствовало, и не было никакой связи с внешним миром. Тем не менее существовало золотое правило, которое всеми выполнялось неукоснительно. Как бы ты не торопился, если в пределах поля зрения оказывалась стоящая машина, обязательно надо было подъехать и узнать все ли в порядке. Это золотое правило спасло много жизней.

Была знаменательная поездка в Ленинабад для получения новой каротажной станции. Я прилетел в Ленинабад со своим водителем Николаем, так как дорога назад была неблизкая. Получив станцию, мы поехали на ней домой. Дорога лежала через Самарканд. Надо заметить, что незадолго до этой поездки у меня была командировка в Москву, и мне удалось попасть на концерт в Государственном Кремлёвском дворце съездов, который открылся пару лет назад. Когда мы заехали в Самарканд, Кремлевский дворец съездов, который считался как бы вершиной современного зодчества, совершенно потускнел в моих глазах. Его даже нельзя было сравнивать с гениальной архитектурой XIV и XV веков, которую я увидел в Самарканде. Вообще, город был основан 1000 лет до нашей эры. Я был далек от искусства и архитектуры, тем не менее внутренний голос сказал мне, что я не могу просто проехать через Самарканд.