Мы нашли маленькую гостиницу, и Коля погнал станцию в экспедицию без моей помощи. Я остался в этом чудном городе. Туристический бизнес в то время там был на нуле. К примеру, я пришёл к гробнице Тимура, которая была даже не огорожена. Там не было ни души, ни посетителей, ни охраны. Примерно такая же картина была и на мемориальном комплексе, медресе, мечети Биби Ханум, обсерватории Улукбека. При этом краски на этих постройках были настолько яркие и сочные, как будто их нанесли вчера, а не несколько веков назад. Два дня я бродил по Самарканду, поражаясь превратности истории вообще и Узбекистана в частности. После этого исторического экскурса я прилетел в экспедицию и окунулся в текущую работу.

В Таджикистане не было выдающихся памятников архитектуры прошлых столетий, но их заменяла красота природы. Иногда по дороге на скважину мы заезжали в придорожное кафе, нависшее над горной рекой. Мы наслаждались прохладой, исходящей от реки, горными видами и изумительной форелью из этой речки.

Правда, чаще останавливались попить чаю в чайхане. Мы разувались и садились на мягкие одеяла, расстеленные на полу. Пока чайханщик делал нам чай, сидящий рядом таджик вежливо протягивал свою пиалу с чаем, приложив руку к сердцу. Я все же вырос в семье врача, и хоть пока я жил дома, часто старался ускользнуть от строгих правил гигиены, которым меня учил отец, стал строго их придерживаться, как только уехал из дома. Часто такая протянутая пиала исходила от человека, который был в несколько раз старше меня. Отказаться было просто немыслимо, и я с благодарностью брал пиалу и, прикладывая её к наружной стороне нижней губы, делал несколько глотков. Зелёный чай с лепешкой и белые таджикские конфеты Пичак часто были нашей основной едой в поле.

Таджики в то время жили очень бедно, я видел селенья, где пахали, используя быков, и вместо окон использовали бычьи пузыри. В это время наши средства массовой информации вещали по всем каналам, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Мне было чуть больше 20, но верилось с трудом.

В то же время таджики были исключительно гостеприимными людьми. Они собирали деньги иногда годами, чтобы устроить свадьбу. Нам несколько раз приходилось проезжать мимо таких истинно народных гуляний. Нас всегда останавливали и предлагали разделить с ними праздник. Если мы возвращались на базу и не торопились, мы, как правило, останавливались и с удовольствием ели чудесный таджикский плов и восточные сладости.

***

Со временем у меня в партии было создано несколько отрядов. Отряд это производственная единица со своей техникой, машинами и персоналом, способным проводить самостоятельные исследования скважин. Однажды один из таких отрядов привез результаты исследований, показывающие четкую радиоактивную аномалию, свидетельствующую о наличии в скважине пласта, который можно разрабатывать с целью добычи радиоактивных минералов. Начальник отряда стал работать самостоятельно недавно, скважина была обсажена железной колонной и доступна для повторных исследований. Прежде чем докладывать об открытии я решил проверить результаты. Проверка показала, что первоначальные замеры были верными. Тогда я провел дополнительное исследование, которое показывало положение муфт в обсадной колонне. Сопоставив все данные, мы обнаружили, что границы радиоактивной аномалии в точности совпадают с границами одной из обсадных труб. Это не могло быть случайностью, ясно, что радиоактивность исходила не от пород, а от колонны.

Со временем нам сообщили, что эта колонна была сделана из металла, выплавленного из радиоактивной руды. Соответствующие органы проследили все изделия, изготовленные из этой плавки. Они в частности нашли радиоактивный станок и рабочих, которые облучились, работая на этом станке.

Кстати, о радиоактивности. В те времена разные страны проводили испытания ядерного оружия. Мы постоянно эталонировали наши приборы для радиоактивного исследования скважин. Как это ни удивительно, мы практически всегда наблюдали существенное повышение радиоактивного фона, связанное с очередным ядерным испытанием, независимо от того, в какой точке земного шара это испытание проходило. Оказывается, планета наша не так уж и велика.

Время от времени мы получали источники нейтронов для специальных исследований скважин. Мы использовали эти источники для облучения породы, нейтроны вызывали вторичное гамма-излучение, которое регистрировалось. Это излучение показывало, в частности, пористость пород. Источники нейтронов приходили в огромных парафиновых контейнерах с военизированной охраной. Все это вызывало интерес окружающих, и однажды я застал такую картину. Мой техник Бушкин, он же парторг экспедиции, получил контейнер и, окружённый группой рабочих и шоферов, торжественно извлек источник из контейнера и, держа его над головой, чтобы всем было видно, повествовал о том, что это такое. Я эту лекцию прервал, и после того как источник был водворен на своё место в контейнере, прочёл короткую лекцию о радиоактивности и защите от нее. Контейнер, в частности, был из парафина, потому что парафин очень хорошо поглощает нейтроны. Другой способ защиты это расстояние от источника. Чем больше, тем лучше. Мы сделали специальный двухметровый манипулятор, и с тех пор ближе, чем на два метра, никто к источнику не подходил.

***

Коллектив у меня оказался исключительно работоспособный и непьющий. Мы получали спирт для промывки аппаратуры, он стоял на виду, но не было ни единого случая, чтобы этот спирт использовался не по назначению. Многие не только работали, но и продолжали при этом учиться, хотя работа, кажется, занимала все время. В те годы была шестидневная рабочая неделя, то есть люди должны были работать 48 часов в неделю. В полевой геофизической экспедиции эти часы часто удваивались, так что времени едва хватало на сон. Никто, однако, никогда не роптал, и люди делали то, что надо было делать.

Исключение составлял мой техник Бушкин. С началом эры автоматизированной регистрации его работа заключалась в ремонте аппаратуры на базе экспедиции. Делал он эту работу исключительно медленно, так как больше половины рабочего дня слонялся по базе и болтал со всеми, кто его слушал. Я как бы мог не обращать на это внимание, учитывая, что он парторг экспедиции. Однако с одной стороны он создавал плохой прецедент, с другой стороны просто отвлекал людей от работы.

Я провел с Бушкиным пару бесед. Ответ был, что-де я молодой и не понимаю роли партийной работы. В конце концов, я ему сказал, что, учитывая размер нашего коллектива, даю ему на партийную работу один час ежедневно, остальное время он должен заниматься работой, за которую получает зарплату.