Неля. 1961.

Во время распределения СС был в отъезде. Когда мы наконец встретились, он был раздосадован тем, что я не сказал ему раньше, что женат. Тем не менее он сказал, что ничего страшного, место в Краснодаре именное, его никому не отдали, мне надо туда ехать, а он поможет найти работу для Нели. Я, однако, считал, что надо ехать туда, куда меня Родина послала, и опять отказался. Отец, кстати, говорил то же, что и СС, и был очень недоволен моим отказом.

Как я сейчас понимаю, в жизни бывают моменты, которые определяют всю дальнейшую судьбу человека. Распределение было одним из таких моментов. Как я теперь знаю, я принял правильное решение.

В моей профессии начинать с научно-исследовательского института (НИИ), не понюхав поля и производства, крайне нерационально. Практически невозможно сделать что-то действительно ценное, если не поработал в поле. Работа в поле даёт возможность трезвой оценки данных, которые мы там получаем. Понимание ошибок и неточностей, которые эти данные содержат, понимание способов контроля и минимизации этих ошибок, понимание что действительно важно, а что не очень. Романтика работы в поле не выдумка, это не всегда легко, но это замечательно. Люди в поле и в НИИ разные, и, наконец, зарплаты в НИИ и в поле тоже очень разные. Короче, я до сих пор благодарю судьбу, что настоял на своём и не поддался уговорам любимых и уважаемых мною людей.

В августе 1961 г. мы с Нелей прилетели в столицу Таджикистана – Сталинабад. В Управлении геологии и охраны недр нам дали направление в гостиницу в центре города и сказали, что наши назначения будут готовы через несколько дней.

Хоть мы оба были выходцами с Кавказа, Сталинабад поразил нас обилием фруктов. Особенно запомнились необыкновенно сочные, сладкие и пахучие персики. Весь город был пронизан светом, яркими красками и наполнен запахами фруктов. Пожив в этом раю несколько дней, мы получили назначение в Южную геофизическую экспедицию, которая находилась в поселке Орджоникидзеабад, недалеко от Сталинабада. Кто-то из управления отвез нас в экспедицию и представил её руководству.

Вскоре после нашего приезда Сталинабад был переименован в Душанбе. Это было слегка измененное первоначальное название города, которое означало базар по понедельникам. Душанбе был переименован в Сталинабад в 1929 году, город Сталина продержался 32 года.

Орджоникидзеабад оказался небольшим рабочим поселком, на краю которого и находилась наша экспедиция. Прямо за экспедицией простиралось большое хлопковое поле. Нас поселили в нечто типа гостиницы, выдали постельное белье, спецодежду и сказали, что наш дом в процессе строительства и будет готов через пару месяцев. Кстати, так и случилось. Через два месяца мы въехали в наш дом.

Все дома делались из самана и состояли из небольшой прихожей с печкой и двух маленьких комнат. Электричество было единственным атрибутом цивилизации. Чистейшую горную воду мы черпали прямо из арыка, который протекал в нескольких шагах от дома. Единственный на всю экспедицию туалет находился в самом центре между жилыми домами, административным корпусом и базой Экспедиция состояла из различных полевых партий и лаборатории, где исследовались горные породы. Полевые партии были разного характера, партия по исследованию скважин, сейсмическая, электроразведочная, магниторазведочная, гравиоразведочная и т.п. Состав экспедиции был довольно молодой, средний возраст не превышал 30 лет.

Меня назначили инженером-оператором в партию по исследованию скважин, на профессиональном жаргоне это называлось «каротажная партия», а Нелю инженером в лабораторию.

Моим начальником оказался парень из Казахстана, Лев Ишанкулов. Он встретил меня весьма любезно впрочем, как и все остальные. Лев сказал, что заказов на исследование скважин пока нет, так что я могу не спеша осмотреться. Через пару дней мне надоело осматриваться, и я пришёл к нему с требованием работы. Он начал мне объяснять специфику производства, когда заказы идут очень неравномерно, и объяснил, что простои бывают, но нечасто. Мне, однако, совершенно нечем было заняться, поэтому я настаивал на своем, закончив тем, что если тут работы нет пусть меня переводят туда, где она есть. Тут Лев выскочил из своего кабинета и убежал в административный корпус, где находилось руководство экспедиции.

В поле. 1961.

Через некоторое время появился ведущий специалист экспедиции Кубаткин с каким-то скважинным прибором и пультом. Он торжественно разместил все это на столе по ремонту аппаратуры и сказал, что это экспериментальный скважинный прибор с новым видом датчиков для регистрации радиоактивности. Как выяснилось, прибор работал с люминесцентным датчиком. В таком датчике каждый гамма-квант, проходящий через него, вызывает слабое свечение, которое усиливается фотоумножителем и затем регистрируется.

Люминесцентные датчики были более чувствительные, чем применявшиеся до них газоразрядные. Прибор прибыл в экспедицию год назад, Кубаткин снял с него чехол и подключил к сети скважинный снаряд и пульт. Прибор радостно затарахтел, каждый щелчок говорил о том, что через датчик пролетает гамма-квант. Мы окружены естественной радиоактивностью, и прибор это прекрасно демонстрировал. Но тут Кубаткин с видом фокусника отсоединил датчик. Я ожидал, что воцарится тишина, но прибор продолжал тарахтеть, как будто ничего не произошло. Довольный Кубаткин сказал, что ты, мол, искал работу, вот разбирайся. На сём он удалился.