Неклюд сам метил знаменем деревья, его хутор от Седого Леса в кольцо берущие. Сам и наговоры клал. И про меня он хорошо ведал, а до меня — про старого вожака, а до него… Снежная стая в этих краях не мною началась. И ковалю, что огню брат родный, дивно было бы не уметь уберечься.

Совсем уже ради очистки совести обошла беличьий хутор широким кругом, под неодобрительное цоконье огневок-старожилок, разве что не взрывая носом снег — но так ничего и не нашла. Истоптанный снег пах Неклюдом, его чадами и домодчадцами. И все. Чужие здесь не хаживали.

Обойдя хутор по кругу да и выйдя к собственному следу, я вздохнула с немалым облегчением, да и убралась из негостеприимного места подобру-поздорову. Ну его, коваля, мало мне иных хлопот, еще и с ним лаяться…

Колдун со товарищи тоже не на полатях почивал, а шерстил-прочесывал Седой Лес частым бреднем. Искал меня с тем же старанием, с коим я супротивника своего искала. В иной день я не отказывала себе в том, чтобы доставить дорогим гостям радость малую — являла им себя, во всей своей красе. Гости исправно радовались.

Особливо же они радовались, когда я, озлившись разом на всех шастающих по моим владениям магов, призвала снежную стаю, да и пошла на них немирьем.

Жаль, что мечта моя заветная — извалять Колдуна в снегу, как давеча, не сбылась. Вдругорядь на мои уловки Горд не поддался. Но, все ж таки, я хоть душу отвела, налетая стаей на мага с ближниками то с одной стороны, то с другой, заворачивая снег белой круговертью да издевательски хохоча. Жаль, жути на них нагнать не в силах. С этой напастью любой мало-мальски годный чародей совладает.

Словом, хорошо мое время текло, привольно. Радостно мне в Седом Лесу было, что светлым днем, что глухой ночью. Одни лишь колдуны меня тревожили, оба-два. Ибо ведомо мне стало, что дядьки Ждана постоялец стал по селищам нашим поезживать, честной люд расспрашивать. И ладно бы, окаянный, про брата своего спрощал, так нет ведь. Расспросы его были про одну девку скандальную, в зиму с мужем замирившуюся, да и воротившуюся к нему от дальних родовичей.

Так что, ныне я в сомнениях пребывала — которого из двоих мерзких колдунишек в первый черед загрызть?

А покуда не выбрала, на всяк случай того, второго искала. А то ведь, мало ли? Может статься, взгляну я на него — и сходу определюсь!

…а коли ошибусь в выборе, так Колдуна искать не надо, где его обиталище ныне всем ведомо.

Горячий пар вкусно пах чем-то знакомым, сытным. Хлебным. А ещё кедровыми бревнами, из коих сложена была Яринкина баня, березовыми да еловыми вениками, травами. Душицей, ромашкой, чабрецом…

Я не мерзну, но под настроение охотно греюсь.

Я шевельнула ноздрями, втягивая духмяный прогретый воздух. Точно так же, как, не чувствуя голода, я все едино не откажусь от удобного случая приложиться к человеческой еде.

Опустив голову на полок, я снова расслабила тело, льнущее к разогретому дереву. Разомлев от жара, ленилась даже вслушиваться в негромкий подружкин голос. Да и что вслушиваться? Кабы удалось узнать что важное, она бы сразу сказала.

К травнице я наведалась во исполнение давнего обещания, за вестями, ну и так, просто… Общения возжелалось. Вот и заявилась после очередной метели. Дождалась на опушке, пока луна высоко взойдет, и просочилась в селище серебристой поземкой, прижимаясь к самой земле, прячась за вздохами ветра, чутко прислушиваясь ко всякому звуку. Укрывшись за срубом бани, встала на четыре лапы, а там уж и на две ноги поднялась, да и проскользнула за давно знакомую, потемневшую от возраста дверь.

Ярина, как и обещалась, ждала. В предбаннике было тепло — баню протопили в заблаговременьи. И сейчас, млея от подзабытого живого тепла, я думала об этом с сонной благодарностью.

Такую от, разомлевшую, меня и застала отворившаяся дверь, впуская в в щедрое тепло холодный воздух и пришлых магов-охотников. Я верткой змеей соскользнула с полока, вскочила на ноги — да так и замерла, настороженным зверем, что готов во всякий миг порскнуть в любую сторону.

Колдун глядел молча, и взгляд у него был страшный. Так и чудилось, что сейчас мечом, долгой полосой злого железа, наотмашь рубанет, аль комком огненным запустит. А то и вовсе — кулаком простецки попотчует. Но охотник только молча смотрел. А на душе было так гадостно, что само собой подумалось — лучше бы ударил.

Эльф, как вошел, сразу в угол отступил, и теперь почти не виден был, в густых банных тенях. Мальчишка проворуч от Колдуна замер, с лица его стекло уверенное да простодушное выражение, и глядел он изумленно и насторожено. Но не страшился. А если страшился — то самую малость.

Эх, молодость-молодость, до чего ж ты самоуверенна! Ну, еще б — ему ли, отважному, девки голой бояться?

Серый-то умней, он, хоть в мыльню не вошел, в предбаннике остался, но чуялась в нем готовность в любой миг отбить нападение и ударить ответно. А вот рожа — каменная, что и всегда…