Шрифт:
Молчи, Нежа! Ты так ловко в рассказе своем мимо тех событий проскочила — вот и дале молчи. Шкура, она, чай, роднехонькая — не на ярмарке купленная.
Держи язык за зубами, девка!
— Колдун! — окликнула я его.
Он обернулся. Медленно, ровно против желания. Я ж глядела на него — и впитывала взглядом тяжеловесную плавность движений, обманчивую неспешность и мощь, неукротимую, вечную, непобедимую. Загляделась я, верно, потому как маг без слов, одним взглядом, поторопил меня — ну? Чего, мол хотела? Опамятовалась я. И сумела-таки слова ненадобные за хвост ухватить, об ином речь повела:
— Вы того, кто остроухого вашего по голове одарил, узнали-то?
Чародей мой ненаглядный помолчал, меня разглядывая. Даже голову набок чуток склонил, ровно так я лучше видна была. То ли наглость моя его изумила, то ли еще что. А когда все ж ответил, то не порадовал:
— Нет. И я вовсе не уверен, что это не была ты.
Я досадливо губы поджала — и вот охота была дурь болтать? Ну, как бы я изловчилась эльфу за спину зайти, когда перед глазами у него была?
Колдун хмыкнул, но все же признал то же самое:
— А ты? Узнала?
И понял ответ ещё до того, как я успела отрицательно качнуть головой.
— Тогда, хоть разглядела?
Это да, вот этого — сколько угодно. Чай не единый миг мы с ним бел снежок топтали. Да только вот, чем тебе то поможет, Колдун?
А он, не ведая, что за мысли в моей бедовой головушке вертятся, подобрался, вперед весь подался, глаза темные азартом сверкнули:
— Ну? — вперился в меня взглядом,
— Человек, — послушно ответствовала я.
У Колдуна в лице мелькнуло нетерпение, и я послушно продолжила, — Пониже тебя, но повыше Серого. Волос темен, и глаза тоже. Одет как вы. Увижу — узнаю. Как пахнет, помню лучше. Рассказать?
Колдун, кажется, медленно начинал понимать, отчего я медлила да тянула. Мне-волку все едино было, каков у супротивника вид. А вот запах — дело иное. И кабы был хоть малый след того самого, памятного запаху — уж я бы не сплоховала, вышла на него, как по ниточке!
К слову, о ниточках.
— Вы волшбы-то его след разглядели?
И снова Колдун как на невидаль поглядел. Ну, ведомо мне, что всякое волшебство свой отголосок оставляет — так то и не тайна, об этом всякая деревенская бабка-знахарка знает. Чего дивиться-то?
— Нет в Седом Лесу никаких магических следов, Нежана. Никаких, кроме наших.
От голоса его, имя мое так негромко, так легко выговорившего, у меня в животе сладко екнуло, мурашки по спине бодрою толпой побежали. И до того обидно мне сделалось, что хоть волком вой. Волчицей.
— Есть, — сказала то, и голос свой сама не узнала.
Помолчала, горькую свою обиду на судьбу сглатывая, и уже твердо продолжила:
— Этот маг не первый день в Седом Лесу обретается. А коли есть человек — то есть и след. Просто так уж ловко он свои следы прячет, что мне, бедной нежити, не совладать.
И усмехнулась прямо в темные внимательные глаза:
— Выходит, и вам, ученым городским умникам, тоже!
Я бы, пожалуй, еще поиздевалась над постигшей охотничков неудачей, но шевельнулся у двери, леворучь от Колдуна, Серый. Я чуть качнулась телом, отвечая на шорох, и как очнулась. Вспомнила разом и вдруг, что не за ради приятной досветной беседы они тут собрались.
Ох, беда с тобой, девка. Последний розум обронила!
Вцепилась пальцами покрепче в гребень, успокаивая не столько себя, сколько в себе самой желание рявкнуть на них хорошенько, а то и вовсе — потасовку устроить. Не по нраву мне все, что нынешней зимой в Снежном Лесу происходило, было. Крепко не по нраву. А пуще всего — моя собственная дурость!
И потому, досаду на Колдуна, терзавшего меня расспросами мало не до рассвета, я приняла почти что с радостью. Уж лучше злобиться на него, изверга, чем замирать, ровно рыбешка на льду, да любоваться им, ненаглядным.
А расспрашивать Горд Вепрь умел. Досталось не одной только мне — Ярина Веденеевна, уж как не злилась на мага сотоварищи, а и то не сумела увильнуть.
И если на все расспросы, касавшиеся появления в Снежной Стае нового Вожака, мы обе отвечали дружным молчанием, то все, что имело хоть самомалейшее касательство до неизвестного мага, Колдун из нас вытряс до мелочей.
К утрему, когда иссякли у Горда Вепря вопросы, я уж твердо знала, которого из магов в первый черед загрызть хотела бы — да только сил наскрести не могла.
В избе лесовиковской лекарки крепко пахло травами. Я, устроенная на лавке у теплого печного бока, укутанная в обширное меховое одеяло, еще пахнущее предыдущим лекаркиным постояльцем, сидела, прижавшись к близкой горячей опоре всем телом. Сидела, и поверить не могла, что мне жизнь оставили.
Сколь бы я не уверяла себя, что встанет нужда — так легко над охотниками верх возьму. Сколь бы не твердила, что не угроза они мне, и не ровня — в своем дому, в Седом Лесу, я с кем угодно совладаю, и сил не убавится. Сколь бы не ершилась, не хорохорилась. А все ж ведала — и маги не первый день на белом свете живут. И коль уж пришли сюда, то, небось, и что делать, знают. И уж кто кого одолел бы, выйди нам стакнуться — не ведаю.