Даниил с ужасом ждал прекращения действия наркотика. Только эта спасительная инъекция не давала рухнуть нервной системе под ударами чудовищных ощущений. Адское средство плешивый профессор в обязательном порядке колол всем подопытным после каждого сеанса. Эти сеансы Арсений Макарович Ганов именовал не иначе как попытками прорыва и иную реальность. И относился к ним как к серьёзнейшим научным изысканиям. Он совершенно не обращал внимания на разрывающие уши вопли агонизирующих пациентов, целиком погрузившись в тщательный анализ их психограмм. Порой результаты ввергали старика в отчаяние, и он нервно жевал сигары, ломал карандаши и даже рвал чахлую шевелюру. Иногда Ганов воодушевлялся и радостно подскакивал, потрясая тщедушными кулачками. Но в каком бы состоянии он не находился, отношение к испытуемым было всегда одинаковое — полное неприятие каких-либо чувств страдающих людей.

Если после первой серии страшных процедур Даниил полностью уверился в абсолютном безумии дряхлого садиста, то позднее пришёл к выводу о гораздо более сложной подоплёке действий начальника местных палачей. Старый хрыч относился к подопытным как расходному материалу. Но материалу дорогому и ценному. Однажды профессор решил провести исследование сразу на группе, и по его приказу санитары-палачи выставили в зале десяток коек с прикованными жертвами. И надо ж такому случиться, что кто-то из них чихнул. Что тут поднялось! Ганов взвился как ужаленный, вопя о разрушительном действии инфекции. Субтильный низкорослый старикан едва не поубивал подчинённых. При этом он не уставал орать, что те плохо присматривают за объектами исследований. Те моментально приволокли нового, а счастливого чихуна тут же укатили назад в клетку.

Эти клетки были настоящими кошмаром. Ранее Даниил и представить себе не мог, каково жить в крохотном узилище объёмом четыре кубических метра. О каких-либо удобствах типа канализации и водопровода не приходилось даже мечтать. Каждое утро изверги-санитары обходили длиннющий зал, полностью заставленный решетчатыми боксами и вымывали из брандспойта все нечистоты. Затем профессор лично посещал подопытных. Старикан тщательно проверял состояние узников, иногда раздавал лекарства, недовольно морщился при виде очередного холодного тела. Бугаи молчаливо утаскивали труп, а на его месте в этот же день оказывался новичок. Но пообщаться с кем-либо из товарищей по несчастью у Даниила не было сил. Как не было их и у прочих обитателей сего печального места. Никто не выкрикивал слова ругательств, не просил о помощи, не слал проклятия. Сломленные духом жертвы могли только бесконечно скулить или хрипеть в агонии. В периоды же краткого воздействия наркотика люди впадали в спасительное забытьё и утешались лишь мыслью о скором конце.

В этот раз Даниила поволокли в процедурную около двух часов пополудни. Усадив несчастного в стальное кресло, санитары принялись сноровисто цеплять ему на голову клеммы. Старик Ганов сидел в дальнем углу помещения и не высовывался из-за циклопического нагромождения мониторов. Наконец один из бугаёв пробасил:

— Готово.

Плешивый радостно выскочил из своего укрытия и засеменил в сторону стонущего пленника.

— Ага! Да это же наш гость из иных миров. Что ж, давай поработаем!

— Поработаем? — прохрипел Даниил, — Вы так и мясу говорите, когда пускаете его на фарш?

— Что за глупости! Если ты себя чувствуешь некомфортно, то это ещё не значит, что надо уподобляться тупой скотине на бойне.

— Неужели? Знаете, я лучше бы на бойню пошёл, чем вот такое терпеть.

— Ну, ну! Не преувеличивай. Конечно, приятного мало. Но зато ты вместе со своими товарищами вносишь колоссальный вклад в развитие цивилизации.

— Это вы скажите тем, кто подох! — крик тут же отдался невероятной болью, и молодой человек едва не потерял сознание.

— У! Ты что-то совсем плох. Это никуда не годится! Придётся прогнать внеочередное сканирование психограммы. Ты понимаешь, что этим задерживаешь мою научную работу? — Ганов разочарованно покачал головой.

— Научную работу? О какой науке может идти речь, если вам неизвестны даже понятия элементарной морали?

— Ошибаетесь, молодой человек, — пробубнил профессор, энергично нажимая кнопки, — Я отлично понимаю, что мои эксперименты идут вразрез и с моралью, и с правом. Но, увы, нам надо спешить. Видишь ли, объём исследований колоссальный, а времени в обрез. Сколько я ещё проживу на белом свете? А надо успеть всё закончить!

— Неужели? — сквозь зубы выдавил Даниил.

— Именно! Хотя… — старик на мгновение задумался, — Если внешний мир таков, как ты описывал, то может и не стоит пытаться прорваться туда? Какая польза от вселенной, где всё то же самое?

— Угу. Вы бы лучше позаботились об этом мире.

— Что ты имеешь ввиду?

— Избавили его от таких мразей как вы и ваши подручные.

— Ох, — Арсений Макарович тяжело вздохнул, — Ты лишний раз убедил меня, что действительно ничегошеньки не знаешь о переходе между мирами. А ведь я возлагал на тебя большие надежды.

— Что?

— Да, да! Я был уверен, что ты мастерски имитируешь, что не в курсе технической стороны дела. Но теперь вижу, что, сколь ни прискорбно, но это правда. В противном случае, ты бы не стал нести подобную чушь, — Ганов подошёл к Даниилу и грустно глядя в глаза продолжил: — Как было бы здорово, если бы ты действительно помог нам. Но, увы!

— И только поэтому меня можно мучить и калечить?

— А для чего ты ещё сгодишься? — Ганов насмешливо глянул в переполненные болью и злобой глаза, — Потому, друг мой, приготовься. Сегодня продолжим отбивать у тебя инстинкт самосохранения.