— Когда я скажу… вы ведь убьете… тогда… я не буду… гово… рить…

Я склонился над ним, оттягивая его рожу за пропитавшиеся потом волосы:

— Я тебя в любом случае убью.

Он заплакал. Причем, так по-ублюдски, что я с трудом сдержался от нового удара. Так плачут мрази, которые понимают, что их конец близко, но еще надеются на что-то.

— Вас муж… той шалавы… прислал, да? Так вот… она сама… под меня прыгнула… – Он с каким-то маниакальным удовольствием рассмеялся и тут же взвыл от боли. – Отец… вас найдет…

Я ухмыльнулся, хоть под маской этого и не было видно:

— Тот, который депутат? Ему сейчас не до тебя. – Я вытер кастет о его одежду. – Он сейчас участвует в вашем любимом развлечении.

Даже под слоем крови было видно, как этот урод побледнел. Сволочь прекрасно знала, о каком развлечении идет речь.

— Вы… врете… Он не мог меня… бросить.

— Боишься, что он охотится без тебя? – Я снова всадил в него кастет. – Не переживай, твоему папаше сейчас не до тебя. Он занят почти тем же, чем и ты – попыткой выжить.

Его оплывшие глаза расширились от ужаса, а потом лихорадочно забегали. Я видел, что он не за своего ублюдочного папашу переживает, а пытается найти выход. Все еще думает, что у него есть шанс выжить.

— За нами… стоят… серьезные люди…

Я размахнулся и всадил кастет ему в челюсть, выбивая сразу несколько зубов. Терпение уже было на исходе.

— За вами никого… Ты и твой папаша – уже трупы.

— Мы… мы можем договориться!.. Я заплачу… сколько вы хотите?..

— Я уже сказал, что мне нужно: книга, из которой ты вырвал страницы, чтобы устроить развлечение на Хэллоуин. И другая, маленькая. С обуглившимися краями.

— Да сдались вам… эти книги! Они у отца… в сейфе…

— Где сейф? – Я просмотрел несколько суток видео. Сейф действительно был, но в нем лежали не книги.

— У отца… в спальне… Я скажу код… если отпустите…

Я достал нож и приставил к его уху, надавливая так, чтобы он ощутил боль.

Мудак заверещал и слабо дернулся.

— Думаешь, я не знаю, что лежит в том сейфе? Мне. Нужны. Книги.

Когда я отрезал его ухо, Шипилов по-свинячьи завизжал, а потом отключился. Пришлось плеснуть в него ледяной воды, чтобы он пришел в себя. По полу побежали розовато-алые ручейки.

— Я спрошу в последний раз, пока ты еще можешь слышать. Где те книги?

Шипилов скулил и тяжело дышал. Изо рта текли слюни и кровь. Он явно уже ни черта не соображал. А значит, я почти его сломал.

И это стало ясно, когда он хрипло выдохнул:

— У отца… есть гараж… под ним… помещение… там он хранит…

Гараж, конечно… В прошлый раз у меня не было возможности туда попасть, а в доме он нигде не пропадал достаточно надолго, чтобы я заметил.

— Как туда попасть?

— Под плиткой… с камышом… код тридцать один-десять… Вы… отпустите меня?.. Я все рассказал…

Никогда ему такого не обещал.

Я перерезал ему глотку, с каким-то оцепенением наблюдая, как кровь толчками вырывается из длинной раны и как закатываются его глаза.

Я уже давно разучился чувствовать сожаление и угрызения совести в такие моменты.

А сейчас… сейчас изнутри хлестала ненависть. Из-за него Настю швыряет из тела в тело. Из-за него мы не можем нормально поговорить, сходить на свидание и просто поваляться вместе в кровати.

А теперь он мертв, но проблема ни черта не решена.

Я быстро вышел из дома и пробрался в гараж. Пол действительно был выложен плиткой. Белой и серой. В шахматном порядке. На одной из серых, в центре, нашлось изображение камышового стебля.

Подковырнув ножом, я снял плитку. Под ней оказалась клавиатура. Надо же, а их семейка оказалась хитра. Конечно. Без этого они бы не продержались так долго.

Я ввел код. Часть пола вместе с плитками отъехала в сторону. Внизу зажегся холодный свет.

На плане, который я достал ничего подобного не было. Стоило догадаться, что Шипилов старший придумал что-то в этом роде, чтобы скрывать свои пристрастия.

А пристрастий у него было много…

Я спустился по металлической лестнице, попадая в узкое длинное помещение с бело-голубыми лампами.

Как будто окунулся в грязь.

Он был уродом. И таким же воспитал сына. С одной стороны хранилища, под стеклом, хранилась редкая коллекция книг. С другой – фотографии тех, на кого он с его дружками охотился. То, какими они были до охоты. И то, какими стали.

Я повидал много грязи. Много того, из-за чего начинаешь ненавидеть всех людей на свете. Но это…