Шрифт:
А потом отец узнал, что я рисую.
Он сломал кисти и выкинул краски, а на мне — разбил в щепки мольберт. Все эти вещи я нашёл на чердаке. И устроил здесь тайную комнату. А отец узнал…
— Чтобы я больше этого не видел, — сказал он и положил передо мной пистолет и нож: — Вот твои кисти и краски. Учись рисовать ими.
И тогда я предал мечту, потому что предать отца — было гораздо хуже.
Теперь же креплю новый холст и начинаю рисовать. Ингу. А кого же ещё? Муза может быть только одна. Её глаза больно ранят: пустые, безжизненные, фиалковые глаза. Заслужу ли я когда-нибудь помилования? Не прощения даже, нет мне прощения…
Хотя бы сносного отношения. Пусть даже из милости. Я готов червем у ее ног ползать, даже на виду у всего города.
Я не смею мечтать о ее любви. Мне вообще нельзя мечтать. Мечты — хрусталь, и разбиваясь, осколки режут всё внутри в клочья…
Я лишь молю того, кто всем управляет, чтобы она просто была рядом. Чтобы я мог защитить, уберечь. Мне очень важно, чтобы она была жива, существовала в этом мире. Тогда мир будет полным и сносным.
Я завидую кисти, которая кармином выводит её губы. Наклоняюсь и целую их.
Нарисованные.
Единственный доступный мне поцелуй…
Я не знаю, сколько времени провожу в студии, рисуя Ингу бесконечное множество раз.
Разной.
Возвращаюсь к себе в счастливом раздрае и у двери кабинета встречаю…её.
Интересно, что заставило Белль саму явится к Чудовищу?
Глазища на пол лица смотрят взволновано и немного…виновато?
— Чем обязан? — рявкаю как можно холоднее.
— Мне сегодня должны звонить родители… — лепечет она, опустив голову и теребя край кофточки, — по Скайпу…
Что мне начинает не нравиться эта прелюдия. Я вообще их не люблю.
— А я тут причём? — интересуюсь, складывая руки на груди.
— Ну…не могу же я им показать Артёма, — выпаливает она. — В таком состоянии… Будет много вопросов.
— Выход? — подталкиваю её.
— Показать им вас. Вы похожи. Артёма они в лицо не знают.
— О как! — присвистываю. — Здорово вы решили всё за меня. А если я не соглашусь?
Девочка, видимо, в отчаянном положении, совсем не хочет расстраивать родителей. Это похвально. Хорошая девочка. Вскидывает на меня свои обалденные глазищи и говорит:
— А если я вас поцелую?
— Дешевите, Инга. Смелее. На этом аукционе ставки растут. Может, предложите что-то поинтересней?
Она фыркает и порывается уйти: мол, кого я попросила о помощи.
Только рано, детка. Игра лишь началась.
Хватаю её за руку и говорю:
— Хорошо. Но вы будете слушаться. Полностью. Во всём.
Она судорожно сглатывает и кивает.
Кажется, сегодня выдался славный вечер.
Берём ноутбук и идём в гостиную — играть в образцовую семью…
Глава 5
ИНГА
Боже! Во что я ввязываюсь?
Я ведь сейчас в его полной власти и он, действительно, может потребовать от меня что угодно за услугу. Мне остаётся только уповать на порядочность того, у кого её не может быть по определению. За те пять дней, что прошли с момента сцены в кабинете, Артём столько мне понарассказывал про брата — на фильм ужасов хватит. Оказывается, до того, как получить корону, Пахомов у них в «семье» был палачом и карателем. Это совершенно не удивило меня, учитывая, что он сделал с родным братом.
И вот теперь я сама лезу в пасть чудовищу. Но у меня не осталось выбора, мама последний раз даже обиделась слегка:
— Прячешь от нас своего мужа? Считаешь нас недостойными?
И мне ничего не оставалось, как заверить маму, что они с отцом познакомятся с моим мужем в ближайшее время.
И вот теперь этот муж тащит меня за руку в гостиную, а в другой сжимает ноутбук.
А со мной происходит что-то странное — мне нравится, как ощущается моя ладонь в его, — большой, твёрдой, немного шершавой.
Пахомов устанавливает ноутбук на столике перед диваном, а я сижу на краю этого самого дивана, зажав сложенные ладони между коленями.
— Так не пойдёт, — говорит Пахомов и, оставив компьютер загружаться, берёт меня за руку, заставляет встать и притягивает к себе на колени. — Мы женаты, забыла.
А сколько ехидства в голосе!
Но потом Пахомов делает то, чего я меньше всего ожидаю, и что точно не нужно по сценарию, потому что видеозвонок ещё не настроен, — он бережно обнимает меня за плечи, опаляя жаром, утыкается носом мне в волосы и шумно втягивает воздух.