— Что ж, господа, — Две Мишени не дал разгореться дискуссии, — по-моему, пора объявлять погрузку.

И добавил, остановившись возле Фёдора:

— Всё ли вы поняли, вице-фельдфебель?

— Так точно, — сказал Фёдор. — Всё.

Да и мудрено ли было не понять!

[1] Рейхсхеер (нем. Reichsheer) — название сухопутных войск Германской империи. Не следует путать с Reichswehr — вооруженными силами Веймарской республики.

Декабрь 1908 г.

Воскресенье тянулось медленно и томительно. С самого утра всё валилось из рук. Федя даже засел было за уроки, и даже что-то выучил — но проклятые мысли сразу же выбрались на поверхность, словно крысы из подвала, стоило ему отложить учебник.

Что делать? Сказать? Не сказать? Что будет с папиной службой, если его начальство узнает — на квартире полковника Генерального штаба собираются инсургенты? Уволят ведь, с позором, без мундира и пенсиона. И его, Федю, наверняка вышибут из Корпуса, и тоже с позором. Что тогда с ними будет, с мамой, с Надей?.. Да и с той же глупой Веркой? Что, если её посадят в тюрьму? Сошлют в каторжные работы?

А не сказать — как не сказать?! Он же кадет, александровский кадет! У него на плечах государев вензель! Он портрету государя салютует, всякий раз мимо него пробегая! И — промолчать?!

В отчаянии Федя отложил книжки. Взгляд его упал на совершенно позабытый за всем этим томик «Кракена». Роскошная обложка, золотое тиснение, тонкие гравюры… ничто это сейчас не радовало. Как-то ужасно далёкими вдруг сделались солнечные Карибы, тугие паруса и всё прочее.

Что делать? Куда идти? Кому сказать? С кем посоветоваться?..

И тут сама собой пришла мысль — Илья Андреевич! Положенцев! Человек, который, как и сам Федя, любит «Кракена». Кто не пожалел изрядной суммы на подарок обычному кадету, каких в его классах много.

Если кто и поймёт, так это он. «Кракен» тому порукой.

Не в силах больше сидеть на месте, Федя решительно взял книжку — нужен же повод! — и, недолго думая, помчался к преподавательской части.

Илья Андреевич занимал казённую квартиру прямо здесь, в корпусе, в крайнем крыле. Стоявший на входе в длинный коридор дядька сурово осведомился у Фёдора — куда, мол? — но, услыхав, что к господину Положинцеву, усмехнулся одобрительно и пропустил. — Правильный он, Илья Андреевич, — услыхал Федя вслед.

…Вот и дверь, вот и начищенная стараниями дневальных бронзовая табличка с именем, чином и должностью. Федор перевел дух. Сердце колотилось, ладонь вспотела, и он поспешно зажал книгу под мышкой.

Нажал кнопку электрического звонка — какой же ещё может быть у преподавателя физики?

— Кадет Солонов? — Илья Андреевич вышел в просторном шлафроке. Удивился, даже головой потряс. — Что же привело вас ко мне, мой юный друг? Боже, Боже, уж не взбрело ли вам в голову вернуть мой подарок?

— Я… нет, не вернуть… я… поговорить… — кое-как выдавил Федор. — Поговорить, Илья Андреевич…

— Тогда заходите, — Илья Андреевич враз посерьезнел. — Заходите, Федор, и поговорим.

Разумеется, тут царили книги. Пете б наверняка понравилось, подумал Федор, глядя на заставленные сверху донизу шкафы. По стенам видели картины — гравюры с боевыми кораблями русского флота.

Половину кабинета занимал огромный письменный стол и, в отличие от аккуратнейшего Пети Ниткина, его кумир подобной добродетелью не отличался. Хаос тут царил поистине первозданный, посреди коего возвышалась, однако, пишущая машинка; весь угол между окнами занимал верстак с приборами и инструментами, каких Федя никогда не видел. По стенам тянулись витые жгуты проводов, как и дома у Солоновых; однако тут на стенах, кроме привычных выключателей, виднелись и круглые розетки, какие встречались Федору раньше только в физических лабораториях.

— Что там? А, это — это называется «паяльник». Американский, но с моими усовершенствованиями. А это — радиоаппарат. Не такой мощный, как в физическом кабинете, но тоже ничего. А на стенах — да-да, розетки. Их ещё называют «штепселями». Очень удобно подключать различные электроприборы. Но, думаю, Федор, вы пришли сюда не за этим. Я вас слушаю.

…И Федор Солонов, сбиваясь и запинаясь, принялся рассказывать. Было ужасно страшно — а вдруг милейший Илья Андреевич вскочит, да и начнёт телефонировать жандармам?

Но Илья Андреевич не вскочил и конечно же, не стал, никуда телефонировать. Слушал Федю, не перебивая и даже как-то странно пригорюнившись.

— Понимаю, — вздохнул учитель, едва Федор закончил. — Сейчас чай поставлю. Нет, у меня не самовар — чайник на электричестве.

В другое время Федя бы уставился на этакую диковинку, но сейчас почти внимания не обратил.

— Значит, вы стали невольным свидетелем собрания инсургентов, где замешана ваша собственная сестра. Понимаю муки вашего выбора, Федор. Но повторите мне ещё раз, в чём была суть их спора? Правильно я понял, что это не бомбисты, это иные?