— Вы бы предпочти, чтобы он их не знал? — иронически поинтересовался Коссарт. — На войне и на дуэли каждый стремится использовать все свои преимущества.

— Константин Дмитриевич! — вспыхнула госпожа Шульц. — Я с радостью подискутирую с вами о войнах с дуэлями, но не здесь же! Кадет Васильчиков! С чего всё началось? Почему кадет Ниткин стал вас оскорблять?

Степка замигал.

— Мадемуазель Шульц! — начальник шестой роты, подполковник Ямпольский, появился среди других офицеров. — Что происходит? Отчего вы допрашиваете моего кадета?

Вид подполковник имел крайне раздражённый и недовольный.

— Не допрашиваю, Владимир Аристархович, а выясняю все обстоятельства, что привели, изволите ли видеть, к вызову на дуэль!

— На дуэль? — удивилься Ямпольской. — Ну и ну. Мой кадет вызвал вашего?

— Да, кадета Ниткина.

— Господин подполковник, господин подполковник! — немедля наябедничал Васильчиков, — кадет Ниткин сказал, что, что… дав… диф… дефергацией меня по замкнутой конуре!..

— Чего? — изумился ещё больше начальник «шестёрки». — Какой ещё «дефергацией»?!

— Осмелюсь доложить, ваше высокоблагородие, «дивиргенцией», — с невесть откуда взявшейся смелостью доложил Петя Ниткин. — Дивиргецией по замкнутому контуру.

Ямпольский аж замер.

— Так моих кадет ещё никто не посылал. Даже я сам.

— Владимир Аристархович, я прекрасно знаю кадета Ниткина, — вновь вмешалась Ирина Ивановна. — Он никогда не затеял бы ссоры первым!.. К тому же использование терминов из высшей математики даже в таком контексте никак не является смертельным оскорблением.

Ямпольский фыркнул, подкрутил усы.

— Оскорбление, m-mle Шульц, есть оскорбление. Мой кадет, в полном соответствии с правилами корпуса, вызвал обидчика на дуэль, обратившись к старшему начальнику. А чем же ответил кадет Ниткин? Что выбрал он оружием? Капитан Коссарт, что вообще происходит? Госпожа Шульц уже назначена воспитателем седьмой роты вместо вам с капитаном Ромашкевичем?

— Физику, — мрачно сказал Коссарт. — Или арифметику. Кадет Ниткин в качестве оружия выбрал эти два предмета.

На подполковника он взирал так, что явно сам бы с удовольствием вызвал того к барьеру.

— Физику, подумать только! — искренне возмутился Ямпольский. — Дуэль, господа, решается старым добрым поединком. Стрельба исключается, остаются английский бокс, французская борьба, испанское фехтование, или, на крайний случай, рукопашный бой. А что предложил ваш кадет?.. «Арифметику»? полноте, я, наверное, ослышался. Что это за дуэль, господа?.. Это хитрость, ловкость, умение быстро соображать. Но не дуэль.

— Совершенно с вами согласна, господин подполковник, — вдруг медовым голоском пропела Ирина Ивановна. — Это никакая не дуэль, всё давно пора прекратить, ибо дело не стоит выеденного яйца.

— Прекратить… — с неопределённым выражением сказал Ямпольский. — Вы пользуетесь — я бы добавил, «беззастенчиво пользуетесь» — рыцарственным к вам отношением, защищая своих подопечных. В моё время устроивших подобную свару младших кадет попросту бы оставили без отпуска и обеда, лишили бы права на форму, а коль не внимут — высекли бы без долгих антимоний. Всё, достаточно! Как старший по званию — приказываю разбирательства прекратить. На кадета Васильчикова налагаю взыскание за излишнюю прямодушность; на кадета Ниткина — за излишнюю хитрость. У нас тут не суд присяжных, кадет. Хитрые ораторские приёмы здесь не сработают. Прошу запомнить. Ваш начальник роты, кадет Ниткин, получит от меня официальную записку с наложенным взысканием. Всё, господа, возвращаемся к работе, возвращаемся! Каток сам себя не расчистит, — подполковник повернулся и, набросив башлык, отправился восвояси, вовсе не собираясь оставаться со своими воспитанниками.

«Так нечестно!» — вновь едва не завопил Федя. Ирина Ивановна опять успела первой, крепко сжала ему плечо.

Шестая рота, понимая, что дело пахнет керосином для всех, потихоньку, полегоньку отходила, прикрываясь широкими лопатами-скреперами.

Коссарт и Ромашкевич обменялись мрачными взглядами.

— Седьмая рота! Не стоим, не стоим! Кто хочет на коньках кататься, тот и каток расчищать должен!

…Но почему-то всем в седьмой роте о коньках не хотелось сейчас даже и думать.

Однако они напомнили о себе сами, причём тем самым способом, что и положено. Обычно почту раздавал кто-то из отделенных начальников после занятий; но Ирина Ивановна Шульц дожидаться не стала.

— Кадет Солонов! Задержитесь, пожалуйста.

Урок только что закончился — классным сочинением «Сказки Пушкина и их уроки» — и кадеты устало тащились в коридор. Пальцы у всех покрыты чернилами, даже у аккуратного, словно смолянка, Пети Ниткина. Ирина Ивановна требовала самое меньшее пятьсот слов, и притом отнюдь не «воды».