— Он родителям сразу же всё расскажет…

— Гм, верно, — согласилась Лиза. С досадой слепили ещё один снежок, запустила в серую ворону. Та сердито каркнула, отлетела подальше.

— Погоди-ка… — Лиза вдруг остановилась, приложила палец ко лбу, ну точь-в-точь какая-то античная статуя, Федя забыл, какая именно. — Погоди-ка… Есть! Придумала!

И они, стоя перед самой гимназией, не обращая внимания на крайне, крайне заинтересованные взгляды других учениц, принялись обсуждать Лизин план. Ужасно рискованный, да; но гениальный. Просто гениальный.

Лиза скрылась за высокими дверьми гимназии.

— Про бал не не забудь! — напомнила на прощание. — Встретить не забудь, говорю!..

Тут, пожалуй, забудешь. Тут и при всём желании не получится запамятовать.

Федя, окрылённый как выработанным планом, так и принятым приглашением, твёрдым шагом отправился в «Русскую булочную». День предстоял очень и очень длинный. Что ж, пожалуй, по пути в «Булочную» он сделает небольшой крюк, заглянет в книжную лавку.

…Здесь до самого потолка тянулись полки мореного дуба, с причудливой резьбой на пилястрах. Молодая кассирша, которую все звали Ниночкой, в ослепительно-белой блузе и с высокой причёской уже заняла места за поблескивающим начищенной медью кассовым аппаратом. Рядом, однако, несколько нарушая торжественность «храма Книги и Знаний» сворачивался клубком полосатый кот Василий — после многотрудной ночной вахты в книжных подвалах, где с переменным успехом шла вечная война с грызунами.

Фёдора тут тоже хорошо знали. Субботним утром посетителей было немного, и хозяин, сухопарый Юлий Борисович Ремке, приветливо помахал Феде из-за высокого прилавка:

— А вот и бравый наш кадет, ать-два, горе не беда! Как служба царская, еодоръ Алексевичъ?

— Благодарение Богу, всё благополучно! — как учили, ответил Федя. И тут же замер — потому что на самом видном месте элегантной винтовой лесенкой выложены были новые книги «Кракена», да-да, двойной том в переплёте, «Странствие «Кракена»» и «Одиночество «Кракена»» — которых он ещё не читал!!!

У бравого нашего кадета аж руки затряслись.

— А можно… можно посмотреть?..

— Можно, можно. Только, ать-два, осторожно! Руки-то чистые, господин кадет? Не в чернилах?

Федя возмущённо вскинул обе ладони. Сказать по-правде, он со вчерашнего дня не шибко брался за домашние задания, а те, что сделал — так исключительно начерно, карандашом. Их ещё предстояло перебелить чернилами.

— Тогда смотрите, ать-два, — милостиво разрешил Юлий Борисович.

Федя вцепился в книгу.

Страницы были уже аккуратно разрезаны, очевидно, в самой типографии. Переплёт, могучий, словно корабельный борт старого, наикрепчайшего дуба, повернулся сам собой, открывая гравюру, покрытую тончайшей папиросной бумагой; мельчайшим штрихом, с массой подробностей, так, что можно различить каждую из снастей, даже тонкие брам-стень-ванты, изображены были два парусника с окутанными пороховым дымом бортами.

«Бой пиратскаго фрегата «Кракенъ» с линейнымъ кораблемъ королевскаго флота «Уорріоръ» (4-аго ранга) подл береговъ Тортуги», гласила подпись изящным курсивом.

Ааа!!! — хотелось завопить Феде. Он перевернул книгу — «цна 3 р.»

Пол почти уплыл у него из-под ног.

— Так ведь в коленкоровом переплете-с, сударь мой, ать-два, да-с, в коленкоровом с золотым тиснением и ста восемью рисунками! — Юлий Борисович Ремке отличался поистине орлиной зоркостью. — Как же-с тут-с меньше-с? Никак-с невозможно-с!

Фёдор вздохнул. Три рубля на книгу — этого он себе позволить не мог.

— Спасибо, Юлий Борисович…

— Так что ж, ать-два, завернуть вам-с? Давайте, заверну, да на счётик батюшки вашего запишу-с, а?

— Не… Папа, он…

— Так-так-так, — дружелюбно пророкотал вдруг за спиной знакомый голос. — Кадет Солонов! Отрадно, отрадно видеть ученика моего не в юдоли сомнительных синематографических развлечений, но в храме книги, обители знания!

Федор обернулся — рядом с ним возвышался не кто иной, как Илья Андреевич Положинцев. Добротное пальто распахнуто, бобровый воротник серебрится не успевшим растаять снегом, высокая шапка тоже запорошена. Сам румяный — только что с мороза, а на руках — не по сезону тонкие лайковые перчатки, верно, надевал поверх них ещё и варежки.

— Илья Андреевич! — кинулся к нему книготорговец. — А мы уже всё приготовили, сударь мой, да-с, приготовили-с!.. — Ремке, с ловкостью необычайной, словно ловец жемчуга, нырнул под прилавок, собственноручно выудив оттуда внушительный сверток. — Всё по списку-с, извольте сами убедиться!..

— И «Путь конквистадоров»? — с волнением, удивившим Федора, вопросил Илья Андреевич. — Неужто достали?.. Поверить не могу…

— Обижаете, Илья Андреевич, милостивец! — оскорбился хозяин магазина. — Чтобы «Ремке и Сыновья» — да не достали б?! Помилуйте, мыслимо ли такое?! Вот он, голубчик, неразрезанный, на складе, видать, завалялся. Да сами убедитесь, Илья Андреевич!