Эль, все еще не глядя на меня, коротко кивнул.

– Нам деньги нужны, если ты забыла, – он поджал губы.

– Я не забыла! – разъяренно воскликнула я. – Но это ни в какие ворота не лезет. Артих, что, думает, будто он бессмертный? Или он упустил из виду, что я – бывшая убийца? Так я ему напомню! – я вытащила из тумбочки мазь и хорошенько громыхнула дверцей.

Эль вздрогнул и посмотрел на меня. Его взгляд спустился по моему телу, зацепившись за ранку на боку.

– Что с тобой? – он обеспокоенно поднялся. Ссыпав монеты на платье, приблизился ко мне, отобрал у меня мазь, но помочь с обработкой раны не спешил. – Откуда это?

Я не спешила таять от его заботы. Извиняться перед оборотнем, вот еще!

– Корсетом натерла, – буркнула я, пытаясь отобрать мазь обратно.

Эль отступил на шаг. На его лице появилось понимание.

– Так вот, почему ты такая злая, – его губы растянулись в улыбке. – Давай помогу…

– Я злая, потому что мой напарник – безвольный придурок! – рявкнула я. Извернувшись, отобрала у него пузырек с мазью и толкнула в грудь, заставив отступить еще на пару шагов, наткнуться на кровать и рухнуть на нее. А точнее, на мое платье. С рюшками.

Это ж надо быть таким мямлей! Я не буду извиняться перед Артихом, не будь я Зякой фон Джей!

Я была уверена, что в эфире сейчас появится такое любимое мной уныние, но его не было. Зато была обида и гнев.

Что это с ним?

– Я тебя понял, – напарник встал с моего платья, собрал монеты и направился к выходу. Он явно не собирался извиняться за свой идиотизм. – Буду ждать у входа. И поторопись: Грош не потерпит опозданий, а нам еще подарок покупать.

С этими словами он покинул каморку. Замерев, я слушала его тяжелые удаляющиеся шаги на лестнице.

Что-то как-то неудобно даже стало. Секунд этак на десять.

А потом я вспомнила, что платье с рюшечками самостоятельно надевать я буду долго.

Но будь я проклята, если позову на помощь этого придурка!

Умеет же испортить настроение, гад!

К.

Грош доволен их подарком: кривым кинжалом с украшенной изумрудами рукояткой. Он хвастается им, стоя неподалеку. Он не знает, что этот кинжал был куплен у какого-то пьяницы за смешную цену в семь золотых.

У них еще остались деньги, чтобы пополнить запасы огненных кристаллов и прикупить снеди.

Званый вечер уже идет к своему завершению, когда Касси не выдерживает. Он подходит к огромной компании, центром которой является Лиз, и встает за ее спиной.

Напарница сердится, но просить прощения Касси не собирается. Однако их размолвка не заставит его забыть о том, что они – связаны.

Ему все время кажется, что за ними кто-то наблюдает, а еще его терзает смутное чувство тревоги, и эта тревога никак не связана с тем, что Лиззи с ним не разговаривает.

Они часто ссорятся, все-таки слишком разные.

Но сегодня все кажется особенным. Может, все от того, что Касси – единственный здесь крылатый? В Гильдии Воров порядка двух десятков светлых, но крылатый – только один. Касси чувствует взгляды, бросаемые исподлобья, он уже давно привык к тому, что его обсуждают. Но сегодня он чувствует себя особенно неловко в этой толпе воров.

Где-то внутри живота поднимается противное чувство тревоги. Чего-то дурного.

Он пытался это заглушить игристым вином, льющимся сегодняшним вечером рекой.

Но не помогло.

Острое предчувствие беды, как тогда, когда они с Лиз обнаружили странную химеру, поглощает его. И поэтому он не отпускает напарницу взглядом ни на миг. И ему все равно, что о нем подумают.

Лиз его внимание не по душе. Она раздражена, она сердится. Возможно, когда они придут домой, она не постесняется все высказать, задеть как-нибудь пообиднее, выплескивая свое недовольство.

Касси уже привык. Все-таки он ни на миг не забывает, что его любимая – демон. Демон-Шутник, которого можно задобрить, предложив свое уныние.

Чего-чего, а этого добра внутри души Касси всегда много.

Каждый раз после ссоры Касси со страхом ждет, что они расстанутся. В конце концов, это ему нужна Лиз, и он совсем не уверен, что он нужен ей. В конце концов, она вполне может найти кого-нибудь «повкусней».

Он стоит за ее спиной, расправив свои крылья, и с обреченным бесстрастием ждет, когда она наступит ему на ногу или опустит при всех.

Но она так не делает. Поворачивает голову, дарит ему недовольный взгляд, кривит губы в презрительной усмешке, но молчит.