А, может быть, его ждет рецепт чуда чудесного?

Вот оно – чудо! Все его ожидания сосредоточились на единственном слове. Оно заполнило голову. Вытеснило оттуда остальные мысли. Наполнило до краев каждую клетку взволнованного тела.

В ушах набатом зазвучало слово надежда.

– Мы провели с тобой много замечательных вечеров на моей террасе и достаточно узнали друг о друге. Я рада, что судьба подарила встречу с тобой, ведь ты так похож на моего сына… – Кантор подняла руку в упреждающем жесте и продолжила: – Да, Саша, в жизни должен соблюдаться баланс, чтобы не нарушалась гармония природы. Даже сильному мужчине не хватает порой любви близкого человека. Для тебя самый близкий человек – твоя мама Лариса. Я видела, ты носишь ее фото в бумажнике. Во мне ты увидел не скажу, что замену, но продолжение семьи в виде немолодой соседки. Скажу откровенно: мне нравится чувствовать себя нужной. Опять почувствовать себя немножко мамой.

Чужой, но мамой.

Ты наверняка заметил, что мы, немцы, не такие эмоциональные, как русские. Мы не реагируем открыто на каждое событие, не показываем искренних чувств, но не потому, что их нет. Впрочем, не буду отвлекаться и утомлять тебя длинными сентенциями. Речь пойдет о моих личных переживаниях, которые я не смогла вывести наружу, а оставила боль потери тлеть внутри…

Ты знаешь историю гибели моего Матео и о дальнейших отношениях с Карлом. Эти события мне не удалось пережить без последствий. В одну минуту спокойная размеренная жизнь вдруг превратилась в хаос, перевернулась в ног на голову и выбила почву из-под ног. Я оказалась одна, с перебитыми костями, без ребенка, брошенная мужем, никому не нужная и невостребованная. Катастрофа – это еще мягко сказано. Передо мной развернулся ад во всем его черном многообразии…

После выхода из больницы у меня началась депрессия, пришла бессонница, потеря аппетита, боязнь людей и прочие прелести бытия, куда окунается больной, одинокий, сломленный человек. Не удивительно, что при таком нервном напряжении мои переживания дали однозначный рецидив. Уже через полгода врачи диагностицировали у меня онкологическое заболевание. В то время у меня было похожее с твоим состояние, часто посещали мысли о смерти. Мне не хотелось бороться за жизнь. Все виделось в черном свете, ни одного светлого пятна, только мрак, холод и безнадежность. Мне хотелось забыться и умереть.

Из состояния депрессии и ожидания смерти меня вывела дальняя родственница мужа. Она по-своему переживала за меня, видела, что из-за переживаний от меня осталась только оболочка, но о моей новой проблеме и поставленном диагнозе не знала. Грета часто навещала меня, приносила фрукты, пыталась впихнуть в меня что-то вкусное, если уж я почти перестала есть. Однажды она поинтересовалась, не хотела бы я с ней совершить путешествие в Шри Ланку. «Зачем? – предложение удивило меня неожиданностью, хотя по большому счету мне было все равно – ни путешествий, ни изменений в жизни я не хотела. – Почему так далеко, чуть ли не на край земли?» Много позже я узнала, что Грета долго и целенаправленно искала, как и чем помочь мне опять встать на ноги. Вытолкнуть в жизнь. Помочь обрести новое счастье.

Вернуть радость и удовольствие.

Я буду ей до конца жизни благодарна. Настойчивой женщине достало терпения и упорства уговорить меня отправиться в неизвестную страну на долгих пять недель. Ты не устал?

Андреа участливо посмотрела на неподвижно лежащего Сашу и тут же повернула голову в сторону открывающейся двери. В палату вошла средних лет дородная медсестра. Лицо ее добродушно улыбалось.

– У нашего больного время для туалета и процедур. Гостья может подождать в коридоре, но лучше приходите завтра.

Кантор не спеша поднялась со стула и обратилась к Глебову:

– Я обязательно приду завтра, тогда и договорим. Принести тебе что-нибудь? Книги, газеты, фрукты?

– Нет, спасибо. Приходите сами, я очень хочу дослушать вашу историю.

Андреа Кантор ласково погладила тыльной стороной ладони щеку Саши, ободряюще улыбнулась и пошла к выходу.

Глядя сзади на стройную, подтянутую фигуру, мало кто мог бы отнести эту энергичную женщину к поколению пенсионерок.

„Время убивать и время исцелять“ 4)

Глава 6 Флоренция, Тоскана 1490

– Чтобы вы знали, маленькие лентяи, Томмазо ди сер Джованни ди Гвиди был таким же беспечным, часто рассеянным, а также непрактичным, как некоторые из вас. Но! – старый Бертольдо ди Джованни поднял кверху скрюченный артритом указательный палец и покачал им из стороны в сторону, призывая учеников к вниманию. – Господь одарил его величайшим талантом. Все его существо жило одним только искусством, а душа – темами, которые он выбирал для бессмертных картин. Он был влюблен в выбранное дело, отдавал ему все время.

Он отдал бессмертным картинам жизнь.

За отрешенность от земного и преданность любимому делу, видные с юных лет, его прозвали Мазаччо, странный чудак. Те, кто любил этого чудака, относились к нему с уважением и почтением. Те, кто завидовал его таланту – с презрением.

Великий, великий живописец… Известнейший мастер Флорентийской школы живописи. Он первым разрешил изображенным на картинах апостолам стоять во весь рост.

Поставил их на всю ступню.