Мы прошли еще метров сто, и она наконец проговорила: - Поедем. Развеешься. Вот уже. несколько дней на тебя просто страшно смотреть...

– И много их собирается?

– Кого?

– Едущих?

– Не знаю. Рубен предложил мне, и я сказала, что поеду, если и ты...

Мы остановились возле ее дома.

– Во сколько отправляемся?
– спросил я.

– Через два часа надо быть на вокзале.

– Едем поездом?
– удивился я.

– Поездом.

Стал лихорадочно прикидывать, успею ли съездить домой, потом вовремя добраться до вокзала, и вдруг вспомнил о самом главном, о лыжах... У меня ведь их нет. Какой же смысл ехать в Цахкадзор?

– Не волнуйся,- успокоила Седа.- У меня две пары. Еще осенью запаслась. Уж очень они были хороши. Не удержалась. И палки бамбуковые, не алюминиевые. Так что все в порядке.

Я с отчаянием взглянул на часы, потом на перегруженные троллейбусы и трамваи.

– Не успею съездить домой,- мрачно заметил я.

– Хочешь, пойдем к нам?
– пригласила Седа.- Пообедаем, потом возьмем такси -и на вокзал.

– Ас Рубеном ты не договаривалась?

– Нет. Когда ты сказал, что не едешь, я тоже отказалась.

Седа прошла вперед и стала торопливо подниматься по лестнице. Я еле успевал за ней. Она достала из сумочки ключи и, открыв дверь, пригласила меня войти.

Я почему-то думал, что дома у них никого нет, но, уже снимая в коридоре пальто, услышал: - Это ты, дочка?

– Я, мам,- отозвалась Седа.- Со мной товарищ.

– Левой?

– Да...

Мать Седы сидела в кресле. Я подошел и поздоровался с ней за руку.

– Садись, сынок,- пригласила она. Потом хрипловатым голосом спросила: -Ты спешишь, Седа?

– Да, мам, - ответила Седа, повязывая передник.
– Мы едем в Цахкадзор.

Ситцевый передник с яркими цветами придавал Седе новое очарование. Она сделалась более земной, более близкой и очень какой-то ясной.

– Я сейчас накормлю тебя, мам,- сказала она.- И мы поедем А завтра к вечеру буду уже дома.

Завтра вечером. А я-то думал, что сегодня же и вернемся.

– А есть там где ночевать?
– спросил я.

– С ночевкой несколько сложновато, но что-нибудь придумают,- успокоила Седа.- Я не первый раз туда еду, всегда устраиваемся.

Она придвинула кресло матери к столу и, усевшись напротив меня, спросила:

– Выпьешь что-нибудь?

Мать Седы пристально, взглянула на меня.

– Нет, спасибо,- ответил я.

– У меня есть французский коньяк, - улыбнулась Седа.- И знаешь, все не было случая открыть. Давай?!

– Нет, я вообще не пью. Но если бы и выпил когда, то только нашего. А сейчас, ей-богу, не хочется.

– Ты женат, Левой?
– вдруг спросила мать Седы.

Я опустил ложку с супом в тарелку и взглянул на Седу.

– Закутай хорошенько ноги, мама, - выручила меня Седа.

Потом мы молча продолжали есть.

Седа принесла из кухни плов с черносливом и сказала, что обязательно зажарила бы в духовке курицу, знай, что я буду у них обедать.

– Седа мне много рассказывала о тебе, Левон,- сказала мать.- Я давно хотела тебя увидеть, но ты почему-то все отказывался зайти.

Я удивился: Седа ведь никогда не приглашала меня к себе домой.

– Очень занят, - ответил я.
– Вечерами тоже работаю, не в лаборатории, так дома.

– Знаю, знаю. Дочка говорит, что ты будешь большим ученым.

Мне стало неловко, и я в душе обозлился на Седу.

– Чего смутился?
– заметила мать Седы.- Сейчас перед способным человеком открыты все пути...

– Мам,- перебила ее Седа,- какой компот открыть, персиковый или абрикосовый.

– Спрашивай у гостя. Я сказал, что. предпочитаю персиковый.

Когда Седа вышла за компотом, мать просительно прошептала:

– Левон-джан, пожалуйста, никогда не обижай Седу. Она у меня единственная.

– Ну, что вы!
– аоскликнул я.- За что мне ее обижать? Она мой хороший товарищ. В лаборатории, правда, мы иногда спорим. Но это только по работе. А по работе всякое случается.
– Я боялся замолчать, чтобы мать Седы еще чтонибудь не сказала. И потому болтал без умолку.- Без стычек и споров и дня не проходит. Люди ведь заинтересованы в своем деле, каждый ищет лучшее решение. Отсюда и споры. Но, кстати, они даже делают работу интереснее...

Вошла Седа, и я замолчал.

Но вот, взяв лыжи, мы собрались уходить, и мать Седы сказала: