— Иди, не задерживай! — в спину снова прилетел чувствительный удар прикладом и Топор, прихрамывая, прибавил шагу.

Колонна пленных, человек двадцать, с трудом пробивала рыхлый мокрый снег, в изобилии насыпанный на речном льду того, что раньше было каналом имени Москвы. Сначала их было больше, но… самых израненных и отстающих лампасники без лишних слов оттаскивали в сторону и, махнул клинком по горлу, оставляли остывать прямо у берега. Теперь их почти вдвое меньше, чем утром, но идут теперь все. Всем хочется жить.

— Господин сержант, — услышал он тихое бормотание справа, — Господин сержант, куда нас ведут?

Обожженный и избитый, рядом с ним хромал новик-ведун Ярик. Так уж получилось, что молодой одарённый был единственным среди пленных, кто имел понятие о медицинской помощи. И вот теперь он шёл рядом позади телеги, на которой с комфортом ехал единственный уцелевший офицер крепости — боярин Баранов. Он был ранен в ногу, его придавило упавшей балкой и слегка оглушило. Боярин лежал на тюке с сеном и всё время молчал, уткнувшись бессмысленным взглядом в небо.

Топор поднял покрытое синяками лицо. Посмотрел в затянутый тучами небосклон, слизнул каплю дождя с губы и ответил:

— На северо-восток вроде.

— Но там же Ближняя Муть! — ужаснулся парень.

— Прекратить разговоры! — обжёг обоих мастерски направленный удар хлыста.

Оба замолчали надолго.

Топор продолжил разговор только после того, как охрана остановила колонну под остатками моста, переброшенного когда-то через канал. Они уже примерно час шли через пустоты в сплошной пелене Мути. Проплешины открывались, словно по волшебству. Топор заметил, что теперь впереди отряда на огненно-рыжем циклопе постоянно едет воин с зелёным светом внутри шлема. Он то и дело тыкал в Муть длинным копьём с каким-то блестящим артефактом на конце. Туман, нехотя и медленно, рассыпался на несколько метров в ширину, чтобы затем сомкнуться через какое-то время позади колонны.

— Воин-Шершень, — чуть слышно прошептал Топор и легонько толкнул спящего Ярика, — Слышь, ведун. Тебя учили использовать такое копьё?

Ярик подобрался, присмотрелся к артефакту:

— “Дыхание Неба” [6] . Только читал о таком.

— Сможешь провести нас сквозь Муть, если я тебе такое достану?

— Думаю, смогу. Ничего сложного в этом нет.

Топор лениво огляделся на отдыхающих вдоль тропы лампасников:

— Всё время будь рядом со мной. Как крикну — хватай копьё и ходу в лес.

— А этот, — подросток кивнул на зеленоголового всадника.

— А этот — мой, — процедил Топор сквозь зубы.

В этот миг он увидел прямо перед носом пылающий зелёным пламенем наконечник копья. Зловонное дыхание циклопа пробежало по лицу, и Топор поморщился. Копьё уперлось в глотку, переместилось под подбородок и сержант с трудом сдержал стон от обжигающей боли.

“Ты что это задумал, червь?”, — отчетливо проступили в голове чужие мысли, — “Я тебе кишки вырву и заставлю их сожрать!”.

Наконечник отошёл в сторону и Топор рухнул на колени. Шершень гортанно засмеялся, затем махнул копьём в воздухе, показывая направление на зелёный туман.

— Поднимайтесь, скоты! — заорал надсмотрщик, шлёпнув в воздухе кнутом, — Пора в путь!

Отступление. Развалины Мясухи.

Великий Князь Орловский, с воеводами и дружиной, встал в сотне саженей перед воротами того, что раньше называлось крепостью Мясуха. Позади суетились немногочисленные слуги, разбивая временный лагерь внутри дымящихся развалин.

Впереди, с поднятыми стягами, разворачивалась вышедшая с дороги колонна тяжёлой панцирной пехоты.

— Вижу значок Южного Полка, — проговорил седой воевода, — Стало быть, сам воевода Чернов-Кобылин пожаловал.

— А этот боярин…?

— Чернов? Племянник его, вроде бы.

Князь ещё больше поморщился:

— Невместно мне с ним первым говорить. Никита Михалыч, выезжай вперёд.

Седой воевода и два боярина вслед за ним выдвинулись вперёд на полсотни шагов. Навстречу им выехала тройка всадников на чёрных циклопах, с белыми и зелёными лентами в гривах.

Всадники сблизились, тот, что ехал посередине, необычайной грузный и мощный воин, снял шлем и поклонился седой головой своему виз-а-ви [7] :

— Рад видеть тебя, воевода Пестов. Здоров ли твой Род, счастлив ли твой Князь?

— И я рад видеть тебя в здравии, Григорий Иваныч! Слава Тотему, все живы-здоровы!

Выдержав приличия, врановский воевода махнул рукой своим сопровождающим и те немедля развернулись и неторопливо отправились назад. Воевода спрыгнул с циклопа и, взяв того в повод, спросил Пестова: