Алёна с облегчением выдохнула, прижав руку к груди.

— А как Иван себя чувствует? — спросила Юля.

— Плохо, Юль. Раны глубокие, мы как смогли промыли, забинтовали. У него жар сильный, и он в бреду Лёшку зовет, будто чувствует что-то. А Андрей, он как с цепи сорвался, отказался генераторы отключать, никого отсюда не выпускает. Ох, Юлечка, что-то плохое он задумал. И, ты знаешь, мы же тут все люди одинокие собрались, никто нас и искать-то не станет, канем в Лету вместе с деревней.

— Знаете, Алёна, мне кажется, он не один все это затеял. Кто-то ему определенно помогает. Возможно, он бывал здесь и даже знаком с работой генераторов, поэтому Афанасьич ни от кого больше не зависит в передвижениях.

Алёна вдруг резко опустилась на стул, прикрыв рот ладонью, будто у нее в один миг подкосились ноги.

— Женька, — тихо прошептала она. — То-то Вера молчит на все наши расспросы. Женя — сын Веры. Жил тут какое-то время, очень с Афанасьичем сдружился. Тот в нем души не чаял, таскал с собой в лес, стрелять учил. Прямо — два сапога пара. Только, знаешь, это почему-то страшно злило Ивана Михайловича, он всеми силами пытался вынудить Веру уехать отсюда. А потом он погиб, и этот Женька сам сбежал. Вера сказала тогда, что перепугался жутко. Ведь он же в лесу нашел мертвого Ивана Михайловича.

— А потом он больше не появлялся?

— Нет, и слава Богу. Он наглый, беспардонный, абсолютно невоспитанный, по маме-то особо и не скажешь. Сразу начал ребят строить. Особенно Севке от него доставалось, тот хоть ростом и высоченный, а какой-то слишком добрый что ли, никогда ни с кем не дрался. И мы понять не могли: они же на улице росли, а тут не смогли толпой дать отпор одному бесшабашному юнцу. Он их чем-то напугал до смерти, представляешь?

— Интересно, чем, — перебирая нижнюю губу, проговорила Юля.

Они обсудили еще несколько школьных тем, потом Алёна глянула на часы и предложила вернуться к ученикам:

— Пойдем, Юль, не хочу, чтобы Вера нас в чем-то заподозрила.

Аркаша наконец полностью успокоился и рисовал в альбоме цветными карандашами. У Юли сжалось сердце, когда она увидела кривобокий портрет, подписанный неровными печатными буквами: «Наш Лёша».

На перемене девушка ушла к себе в кабинет. Она столько всего интересного приготовила для ребят и по истории, и по географии, так ей хотелось начать все с чистого листа, а приходилось снова решать какие-то проблемы. Юля прижала кончики пальцев к вискам — голова раскалывалась и очень хотелось спать, — но ей предстояло провести еще один урок.

В дверь тихонько поскреблись:

— Входите! — крикнула она, пытаясь представить, что же за стеснительная особа к ней пожаловала.

— Можно, Юлия Анатольевна? — заглянул Сева, почти доставая головой до верха дверного проема.

Она молча кивнула и улыбнулась.

Войдя в кабинет, Сева плотно закрыл дверь, и только теперь Юля заметила, как у него дрожат руки.

— Юлия Анатольевна, Лёша пропал, и я не знаю, что делать. Афанасьич упорно пытается ребят убедить, что он все бросил, и нас, и деревню — все, уехал и больше не вернется. Блин, мы-то не верим, а мелкие ревут не переставая. Мне Лёша успел сказать, что в лесу посторонние, это я Ивана и других в лес потащил, из-за меня его зверь ранил. Теперь генератор умеет отключать только Андрей, он никого отсюда выпускать не хочет, а Ивану помощь нужна. — Взволнованно и сбивчиво объяснял Сева. — И Аня как с цепи сорвалась, обзывает Лёшу кретином и бабником, говорит, что он о себе только думает, а он…

— Стоп, не спеши, — остановила его Юля. — Сядь, успокойся и расскажи по порядку, что тебе известно.

Сева скрючился за низкой партой, абсолютно не подходящей ему по росту, и заговорил уже гораздо медленнее:

— Да в том-то и дело, что ничего мне неизвестно. Два дня назад поздно вечером Лёша прибежал нервный и злой, схватился за ружье. Он с чего-то решил, что в лесу чужие. Остальным сказал сидеть дома и на улицу не высовываться, пока не вернется. А минут через десять завел машину и уехал. Я бы может и внимания не обратил, только он с вырубленными фарами уехал по темноте. — Сева нервно провел ладонью по волосам. — Выбежать я не успел, налетела Аня, как начала на меня орать, что один дурак на ночь глядя уперся, и я туда же.

— Так, — кивнула Юля, — а дальше?

— А дальше еще интереснее. Утром приперся Афанасьич. — Юля нервно хмыкнула, потому что относительно лесничего дети другого глагола не использовали. — Он принес, типа, письмо от Ивана Михайловича. Там написано, что перехода не существует, и он об этом знал всегда, просто говорить не хотел. И жить нам тут до самого конца. И Аня ему поддакивала на каждое слово. Вот только Максим сказал, что письмо поддельное, другим почерком написано.

— Подожди, выходит, что Анна помогает Афанасьичу? — удивленно спросила Юля.

— Блин, я об этом даже не подумал, — помотал головой Сева. — А ведь получается, что так. Тогда может ей известно, что с Лёшей?

Юля на это лишь пожала плечами. Даже если и известно, не факт, что она поделится информацией с остальными.

— А, вот еще что. Когда мы в лес пошли, Афанасьич нас будто ждал, он, похоже, ночевал в будке с генератором. И мне вот непонятно: он же почти каждый день на работу уезжает, и то ли он оставляет деревню без защиты, то ли кто-то генератор обратно включает по времени.