Юля шумно дышала, загоняя ненужные сейчас слезы обратно, ее обдавало жаром от набегающей волнами злости на тех, кто это сделал. Быстро зацепив фонарь за сучок, торчащий из стены, она аккуратно вытащила кляп и отбросила в сторону.

— Есть вода… — одними губами прошептал Алексей.

— Сейчас. — И Юля мысленно поблагодарила зверя, ведь именно для него предназначалась захваченная с собой бутылка.

Открутив крышечку, она осторожно положила голову мужчины себе на колени и поднесла горлышко к растрескавшимся губам. Он жадно глотал прохладную жидкость, потом отвернулся.

— Какой сегодня день?

— Тебя не было трое суток.

Он кивнул и замолчал, прикрыв глаза. Теперь предстояло скорее освободить его от веревок. Юля попробовала развязать их, но тугие узлы не желали поддаваться — тот, кто связывал Алексея, делал это крепко и весьма старательно, словно издевательство приносило ему своеобразное удовольствие. Девушка яростно чертыхнулась, волна гнева накрыла ее с головой, в состоянии обостренного восприятия это чувство было подобно взрыву или цунами. Швырнув в сторону бутылку, она сосредоточилась на образе зверя, и губы мгновенно произнесли нараспев нужные слова. В его сознание пытался проникнуть кто-то другой, но она, направив туда всю свою злость, всю свою ярость, силой выпихнула постороннего. Безмолвному приказу бежать к строению зверь повиновался без малейшего сопротивления. Спустя пару минут он уже аккуратно перегрызал веревки острыми зубами и делал это настолько уверенно, будто освобождение связанных пленников было неотъемлемой частью его существования. Закончив, зверь зубами отбросил в сторону обрывки и, тихонько заскулив, уселся рядом с Юлей.

Алексей застонал и медленно перекатился на спину, потирая пальцами онемевшие запястья с глубокими кровоточащими бороздками от бечевки. Приоткрыв глаза, он увидел прямо над собой лохматую всклокоченную морду зверя с высунутым языком, и во взгляде мужчины разом промелькнули испуг и удивление.

— Мне даже страшно представить, что еще ты можешь, — попытался пошутить он. — Надо уходить отсюда, они вернутся обязательно. Черт, как же все затекло.

Алексей с трудом согнул ноги и, приподнявшись на локтях, сделал попытку сесть. Но у него получилось лишь подтянуться назад и привалиться спиной к стене. На его лице отразилась гримаса боли, он снова застонал и зажмурился.

— Видок у меня, наверно, не очень, — через силу попытался улыбнуться он разбитыми губами.

— Я не догадалась взять аптечку, — жалостливо произнесла Юля.

В одном из карманов куртки обнаружилась упаковка бумажных платочков. Намочив один из бутылки, Юля принялась аккуратно стирать запекшуюся кровь с лица и шеи. Судя по многочисленным синякам и кровоподтекам, по порванной одежде, били его нещадно, и, возможно, не один раз. Сердце в груди сжало стальными тисками и, не выдержав собственного эмоционального напряжения, девушка разрыдалась, прижавшись щекой к груди Алексея. Он тихонько обнял ее одной рукой и прижал к себе.

— Юлька, ну ты чего? — с нежностью в голосе проговорил он и прижался подбородком к ее макушке.

— Извини, Лёш. Просто столько всего случилось за эти дни, — всхлипнув, проговорила она. — Я открыла переход и виделась с бабушкой, а еще туда сегодня ушел Максим.

— Но как?! — удивленно воскликнул Алексей. — Как тебе это удалось, ведь камень один?!..

— Нет, — отстраняясь, она покачала головой. — Теперь их два.

Эта новость мгновенно придала Алексею сил, и он принялся с завидным упорством вставать. Наконец ему кое-как удалось подняться, и, держась одной рукой за стенку, он взволнованно проговорил:

— Пойдем, я… Я должен это увидеть… Черт возьми, я ждал этого десять лет.

Черный зверь вышагивал рядом, хотя Юля уже давно мысленно отпустила его. Обратная дорога обещала быть долгой: девушке приходилось поддерживать Алексея, от бессилия у него буквально подкашивались ноги. Неожиданно зверь остановился и, навострив уши, тихонько зарычал, потом жалобно заскулил и, пригнув морду к самой земле, ринулся в обратную сторону. Через пару минут оттуда послышались голоса, и Юлю охватила волна невыносимого, какого-то первобытного страха. Алексей приложил палец к губам и осторожно опустился на землю, привалившись к толстому стволу дуба: бежать в таком состоянии он бы не смог, поэтому оставалось затаиться и надеяться, что зверь их не выдаст. Девушка присела рядом, стараясь успокоиться, ей казалось, что идущие по лесу непременно услышат тревожный стук ее сердца. По чудноватому говору она сразу узнала Афанасьича, а вот его спутник отвечал совсем тихо, ни слов, ни голоса не разобрать.

— Да говорю тебе, Максимка это, небось у камней шастает, гаденыш мелкий. Ну кто еще тут окромя тебя сможет со зверем управляться? Поди-кось пока сидел, попробовал разок, оно и вышло. Не переживай, коли чего мешать будет, я его в город отвезу, там его быстро пристроят куда надо.

И Афанасьич противно заржал.

Некоторое время слышался только шорох листвы под ногами идущих, а потом они, видимо, остановились.

— Слышь, давай уже с ним кончать, — со злостью пробурчал лесничий. — Ни шиша ему Михалыч не рассказывал, ни ему, ни Ванюше. От этих двух олухов проку как от ручной пилы на лесопильне. Черт вас разберет с вашими способностями, кто сны вещие зыркает, кто шепчет как Авдотья, а кто ни черта не может, как эти два кретина. И кто только решил, что в них кровь какая-то другая, из обоих красная текла, как у всех смертных.

Алексей сердито выдохнул, и Юля успокаивающе сжала его руку.

— Хорош только мутузить его. Неуемный ты, злой как черт, не приведи в твоих врагах оказаться, — снова заговорил Афанасьич. — Он тебя не по своей воле выпроваживал, это он тут сейчас за атамана, а до того Михалыч всем руководил. Он-то твою натуру сразу почуял, но то оно и неудивительно. Давай уже с этим хмырем того, а то от зверя проку маловато, нет у него силушки прикончить-то, нету. — Афанасьич снова заржал. — Эх, завтра машину притащу, вот цирк-то будет.