Поворачиваюсь и вижу, что все шудры тихо сидят позади меня. Они слушали.

— Нам нужно ехать дальше. Домой. … — Решительно поднимаюсь на ноги,

— Хоть я и давала слово никогда больше не возвращаться в Сентхолл. Я уличаю в неискренности других, а сама вечно нарушаю свои обещания. Я хочу сказать, что благодарна за ваш риск, за то, что вы не бросили меня, нас. Не знаю, как отплатить за это. Вы совершили героический подвиг, спасая этих детей. Никто из нас этого не забудет, всего того, что случилось в Мелвуде.

Грант снова протягивает мне набранный ответ, из-за моего плеча, пока я смотрю на остальных передо мной.

«Мы все совершили этот подвиг. Мы на одной стороне ты помнишь? Будь одной из нас, прими нас, наши правила и это уже будет твоей благодарностью»

— Поживём, увидим. Я ведь запрограммирована выносить мозги, а не подчиняться. Помнишь? И это даже кому-то нравится.

Последние двенадцать часов я безостановочно за рулём, не отвлекаясь ни на еду, ни даже на природную нужду. Я упорно стремлюсь доставить их домой. Чтобы шудры из Мелвуда наконец обрели покой. Противостояние между шудрами и паритами в Сентхолле детский лепет, по сравнению с тем, что им пришлось пережить. Я хочу, чтобы они ели нормальную еду, спали в постелях, свободно ходили по улицам, чтобы заново научились улыбаться. Этого хотел Патрик. И у нас получилось.

Слышу, как в кабину водителя стучат. Значит, мы уже в поле действия модуля. Торможу, сворачивая к обочине. У меня просто нет сил, даже плакать, я совершенно выдохлась. Когда Грант открывает дверцу водителя я так и сижу, бессильно уронив руки на колени, не мигая, уставившись в одну точку на горизонте.

— Это ещё не всё Вэл, нам нужно поговорить.

— Я так устала, — шепчу, закрывая глаза. — Не до разговоров. У нас раненые, нам нужно в город, это важнее любых выяснений.

— Поэтому поведу я, а ты будешь сидеть и слушать.

Спорить с ним у меня тоже нет сил, послушно подвигаюсь, не открывая глаз. — Я должен тебе это сказать, прежде чем ты встретишься с кем-то из паритов, а это уже может случиться прямо у клиники Кенза или ещё раньше — на перекрёстке. До того, как отправиться за тобой, я думал, что для тебя это будет самая худшая новость, но после событий в Мелвуде я уже не знаю, как ты к этому отнесешься. Джейк Грегор мёртв, Валери!

Медленно открываю глаза. В меня уже не вмещается столько! Но сильнее боли, чем я пропустила через себя в Мелвуде, я уже не могу испытать.

— Как … он … умер?

— Покончил собой. В тот же день, когда помог тебе сбежать из Сентхолла. Вошел в модуль, где его расщепило на молекулы, — сухо уточняя, бросает Грант. В его голосе нет сожаления по этому поводу, гибель парита совершенно не трогает его душу, возможно, он даже ликовал, когда узнал. Но я не хочу уточнять. Передо мной всплывают картинки, некий коллаж моего личного ужаса: безжизненное тело мамы, которое я в отчаянье трясу, пытаясь её разбудить; лицо Джейка, улыбчивое, любящее, который тоже убивает себя, потому что мы не можем быть вместе; уходящий на смерть Патрик. Моя любовь убивает. Всех, к кому невозможно сильно привязывается моя душа — настигает несправедливая смерть!

Прихожу в себя в своей комнате в доме у отца, который ссутулившись, сидит рядом, держа меня за руку.

— Папа? …Ты сбрил бороду?

— О, Валери, … ни за что больше тебя никуда не отпущу! — встрепенувшись, он словно оживает, укладывая меня обратно чуть ли не силой. — Ты потеряла сознание. Доктор сказал тебе нужно много отдыхать и меньше волноваться. И я собираюсь заняться этим вплотную.

— В смысле, привяжешь к кровати, откроешь окно и будешь запихивать в меня фрукты? — мрачно пытаюсь шутить. Наверное, скоро у меня выработается стойкий иммунитет к моей самой горькой пинте боли. Я начинаю привыкать, что меня преследуют несчастья. — Отдых, свежий воздух и витамины? А мысли можно исправить, подтерев память, да? Ты ведь не сделаешь этого со мной, правда, пап?

— Это на крайний случай, если я буду видеть, что воспоминания тебя губят. Только я знаю, что моя маленькая рыжая девочка необычайно упрямая и сильная. Мы просто будем жить дальше, учась друг у друга. Благодаря твоему вливанию в коллективное сознание нашего клана, шудры кое о чём задумались. Ты втянула нас в ситуации, в которых мы обнаруживаем в себе новые грани, земной менталитет частично передается и нам. Например, сострадание, чувства вины и необходимость прощения. И больше всего, ты не поверишь, от этих открытий в себе страдает Грант. Моё сердце сейчас полностью обращено к нему — он вернул мне мою дочь живой и невредимой. Боже, я так волновался! Я тысячу раз умер, пока не увидел тебя!

— Неизвестно, — сглатываю острый ком в горле. — Чтобы было если бы не Патрик. Он дал нам возможность забраться в фургон, а ещё дал мне силу выстоять. Это благодаря ему я здесь. Я буду жить папа и не опущу головы ради детей, в память о нём. Тебе ведь уже сказали, что ты скоро станешь дедушкой?

— И это совершенно неожиданно, — расплывается почти в мальчишеской улыбке, Дарен. — Кто-то мне говорил, что не собирается обзаводиться семьёй. И вдруг вздорная девчонка, у которой даже мухи носили бы яркие бантики, как пошутил однажды Грант, становится ответственной женщиной. Детям мы всегда рады. Только … сейчас ты будешь сердиться, — замявшись, отец поджимает губы. — У нас есть нерушимое правило — у детей должен быть отец. Воспитанием потомства у шудр занимается мужчина. И если по какой-то причине родной отец уходит в мир иной — его место занимает другой.