Шрифт:
— А кто этот сенатор?
— Сенатор? Очень большой человек. Но никаких имен. По крайней мере, сейчас. Так сказал Большой Нос. Мне жаль, что я не знаю, в какую сторону он ушел. Мне жаль, что я не знаю, в какую сторону шел я сам, — если вообще есть какие-либо стороны. Сколько сторон у розового кольца, мисс Реджис?
Она покачала головой, наблюдая за мной.
— Вам придется пропускать мимо ушей кое-какие непонятки, какие я, кажется, высказываю, — сказал я ей. — У меня было несколько легких галлюцинаций. Так что теперь трудно сказать, что галлюцинация, а что — нет. Вот вы, например. Почему вы сидите здесь, слушая меня? К настоящему времени вы должны уже бежать со всех ног, зовя на помощь парней с полосатыми носилками.
— Не думаю, что вы опасны, — спокойно сказала она.
Я кивнул.
— Шикарно. Это все проясняет. Есть еще какие-либо вопросы, на которые вы хотели бы ответить, прежде чем я уйду?
— Пожалуйста, не уходите... Что бы вы там не подразумевали под этим словом.
— Ради чего же... не считая ваших больших голубых глаз?
Я встал. Ноги мои были метров пять длиной, а толщиной с соломинку. Судя по ощущениям. Так что пришлось облокотиться о стол, сделав вид, что так и задумано.
— Мне еще нужно кое-что сделать, детка, — сказал я. — Я меня есть вопросы, требующие ответов, и ответы, которые ищут правильные вопросы. И нет лишнего... времени.
И я пошел, шатаясь, а она не окликнула меня. Я даже немного пожалел об этом, но продолжал идти.
V
СНАРУЖИ Я хотел поискать следы на снегу, но снега не было и в помине. Тротуары утверждали, что снег был частью галлюцинаций. Но хотя бы улица была на месте, уже хоть что-то. Я повернул направо и пошел туда, куда шел в прошлый раз — или мне пригрезилось, что шел. Чем бы меня ни накачали, это была мощная штука. Я чувствовал себя, как участник съезда, обнаруживший себя в чужом городе утром во вторник.
Улицы были пусты, хотя после полуночи не прошло и пары часов. Не было видно ни людей, ни следов на тротуаре, ни отпечатков шин у обочин. Весь мир принадлежал мне.
Похоже на процесс обучения, сказал я сам себе. Всякий раз, когда вы принимаете логически неправильное решение, то возвращаетесь в исходную точку. Подсознание пытается вам что-то сказать. Ну, а как насчет меня? — тут же спросил я сам себя. Я действительно тихо сам с собой веду беседу, как любой нормальный парень, или...
На этом я решил остановиться и топать дальше молча.
Мне потребовалось двадцать минут, чтобы вернутся к месту, где я встретил Ван Уоука и потрепанного человека. Я направился к стеклянной двери с большими цифрами 13. Но не было никакой двери. Может, я просто попал не туда. А может, кто-то пришел и спрятал дверь, чтобы сбить меня с толку. А, может, двери и вообще не существовало.
Я прошел несколько шагов и наткнулся на вращающуюся дверь, по инерции миновал ее, и меня ослепила сороковаттовая лампочка, висящая в холле на перекрученном шнуре: пустые стены, грубый бетонный пол, временная деревянная лестница вела наверх.
На этот раз, сказал я себе, ты сыграешь получше. Никаких неудач с пистолетом в руке, никаких открывающихся, странных дверей, за которыми таится что-то поразительное. Будь хитрым, как лис — вот должен быть девиз...
Я поднялся наверх. Площадка оказалась усыпанной стружкой и кирпичной пылью. На черной пожарной двери тяжелыми медными цифрами было: 13. Прижавшись к двери ухом, я разобрал за ней голоса. Они о чем-то спорили. Это мне подходило, мне давно уже хотелось быть неприятным. Я попробовал ручку, она подалась, и я оказался в коридорчике с оштукатуренной стеной с одной стороны и мутными стеклянными кабинками с другой. Голоса раздавались из третьей по счету кабинки. Я подкрался к ней.
— .. .что значит, вы потеряли его? — говорил Большой Нос.
— Говорю вам, существует фактор сложной непредсказуемости! Я попал в интерференцию, — оправдывался высокий, тонкий голос.
— Верните его — прежде чем будет нанесен непоправимый ущерб...
— Но я не понимаю. Восстановление было сделано своевременно...
— Не понимаете? — сказал третий голос, который был не совсем голосом сенатора. — Я говорю вам, что не могу перенести еще один шок, похожий на предыдущий.
— Не думайте о том, что вы можете, а чего не можете. Вы знали, на что подписываетесь.
— Я? Даже профессор не знает, что происходит.
— Не называйте меня профессором, Барделл.
— Господа, не надо терять из виду цель. Все остальное вторично.
Последовала долгая тишина. Я дышал ртом и пытался прочесть сквозь дверь мысли присутствующих. Но либо я не умел читать мысли, либо там никого не было. Затем я тихонько открыл дверь. Комната была пуста и выглядела так, словно пустовала уже весьма долгое время. В шкафу висели три согнутых плечика и оберточная бумага на полке. И еще несколько дохлых мух. В следующее помещение вела скользящая дверь. Я потрогал ее панели, что-то щелкнуло, и дверь скользнула в сторону, а на меня брызнул охряный свет. Я погладил рукоятку пистолета в кармане и двинулся по полу, выложенному большими цветными квадратами.