Я поставила телефон на беззвучный режим, но оставила его включенным, как просил Итан, — из-за GPS-приложения, которое он в нем активировал, — сунула его в карман халата, и больше не думала об этом. У меня была работа, на которой я должна была сосредоточиться.

Нарощенные волосы щекотали мне спину, а пол под задницей был просто ледяным. Сегодня на мне не было одежды, даже стрингов, но зато были великолепные черные чулки с розовыми ленточками, завязанными в бантики на бедрах.

У Саймона, моего фотографа для этой съемки, были, мягко говоря, оригинальные предпочтения в выборе одежды, но с учетом его синих зауженных джинсов цвета электрик в паре с зеленой рубашкой цвета лайма и белыми лакированными ботильонами, я не только нуждалась в солнцезащитных очках, но и старалась получить такой кадр, который никогда прежде не пробовала сделать. Я могла только содрогнуться при мысли о том, что скажет Итан, когда увидит пробные необработанные фотографии.

Он возненавидит их с первого взгляда, а затем попытается купить снимки, чтобы никто больше не смог их заполучить.

Несмотря на это, я ощутила прилив адреналина, осознание того, что занимаюсь чем-то немного пугающим и незнакомым. Мне нравилось выкладываться по полной, я хотела, чтобы эти снимки получились качественными, поэтому стремилась найти наиболее удачные ракурсы. Моя спина была обращена к камере, ноги широко расставлены, колени слегка согнуты, ступни прижаты к полу, ладони располагались на внутренней стороне икр, чтобы держать ноги врозь. Это должен был быть провокационный снимок, и любой, кто прошел бы сейчас передо мной, увидел бы мои женские прелести во всей порнографической красе. Итан бы определенно не одобрил. Но я не переживала на этот счет. Существовали правила, и все им следовали... или их больше не вызывали на работу.

Кончики нарощенных волос едва касались пола, по сути прикрывая мою задницу, что было очень кстати, поскольку я не хотела, чтобы расщелина между ягодиц была видна на этих фотографиях.

Я сказала об этом Саймону, и он рассмеялся надо мной.

— Брианна, любовь моя, если кто-то и сможет элегантно выставить межягодичную ложбинку, так это ты.

— Спасибо, Саймон, но нет, если ты понимаешь, о чем я. На этот раз, пожалуйста, никакой вертикальной улыбки.

— Уверяю тебя, все, что я вижу, — это изгибы и твои длинные скульптурные ножки. Ты просто светишься, дорогая. Новые витамины?— рассеянно спросил он, щелкнув затвором камеры.

— Ну, вообще-то, да.

— Ой, пожалуйста, поделись со мной, — выпалил он. — Мне нужны все секреты твоей красоты.

Я фыркнула от смеха.

— Не думаю, что ты захочешь то, что я принимаю, Саймон... если только ты не намерен обзавестись сиськами.

— Ох, дорогая, пожалуйста, скажи, что ты не собираешься вставлять имплантаты. Твои сиськи и так идеальны!

Я рассмеялась, глядя на ниспадающую красивыми складками штору, жалея, что не вижу его лица.

— Эм... нет, никаких имплантатов. Они станут больше естественным путем.

— Да? Какие таблетки на это способны? — Я могла с уверенностью сказать, что он двигался не в том направлении, куда я пыталась его направить. Не важно, гей он или нет, в первую очередь Саймон был мужчиной, а они в таких вопросах обычно не улавливают тонкостей. Думаю, это как-то связано с наличием у них пениса.

— Те, где в конечном итоге у тебя рождается ребенок, — ухмыльнулась я, пожалев еще больше, чем раньше, что не вижу его лица.

— Боже мой! Ты залетела, да?

— Это, наверно, одно из самых отвратительных выражений, которые вы, британцы, выдумали, но да, я и правда залетела.

— Поздравляю, дорогая. Надеюсь, это радостное известие для тебя?

— Да.

Я замолчала на минутку, обдумывая все, что изменилось для меня за столь короткое время, борясь с эмоциями, которые, казалось, бурлили во мне в эти дни. Возможно, стоило винить разбушевавшиеся гормоны, но чтобы оставаться собранной, по-прежнему приходилось изо дня в день вести неравный бой.

Саймон продолжал фотографировать, изредка подсказывая, какую позу принять, затем менял освещение, поддерживая разговор, поскольку это было в его стиле. Работая, он постоянно болтал.

— Так ты выходишь замуж за своего парня?

— Да, двадцать четвертое августа — наш знаменательный день. Мы поженимся за городом, в особняке его сестры в Сомерсете.

— Звучит шикарно... — Саймон задумался над новым ракурсом. — Можешь запрокинуть голову и посмотреть на меня?

— Да... и это тоже, — сухо заметила я. — Саймон, ты хотел бы прийти?

— Дорогая, я думал, ты никогда не спросишь! Отличный повод прикупить новый костюм, — пробормотал он, переключившись на тему об итальянских шелках и о чем-то зеленом, что он приметил в магазине Милана и что идеально бы подошло для свадьбы загородом.

Я задумалась о своем отце и о том, что он уже не сможет заказать новый костюм на мою свадьбу. Его не будет рядом, чтобы выдать меня замуж. У меня не осталось никого, кто сделал бы это ради меня. Я даже Фрэнка об этом не просила. Моя мама уже пробовала решить со мной этот вопрос, но безрезультатно. Я пойду к алтарю одна. Я не имела ничего против Фрэнка, но он никогда не был мне отцом во всех смыслах этого слова. Он был мужем моей матери, и не более того.

Внезапно меня накрыла волна скорби и печали, и я изо всех сил постаралась ее подавить, но, видимо, моя поза свидетельствовала об усталости, потому что Саймон спросил: