Он так настойчив, что в голову непрошено лезут подозрения.

– Аль… ты что-то знаешь, да?.. Какая-то у тебя сегодня новая песня. Причём такая убедительная. Эдгар тебя обработал? Пока я спала?

– Я неподатливый материал, – а взгляд непроницаемый. И прямого ответа на вопросы он не даёт. Значит, я близко к истине. – Меня не обработаешь. В общем, пока они будут убирать в студии и квартире, наведёшь порядок там, наверху. Заодно найдёшь много интересных вещей и вещичек. Можешь брать всё, что приглянётся. Тяни в свою комнату.

Он явно искал мне занятие. Ну, что же. Придётся сделать вид, что я обожаю копаться в пыли, отыскивая не понятные пока что бриллианты.

– И ещё. Я возобновляю занятия. Думаю, узнаем много интересного. Там, в мансарде, есть кое-какая штука. Думаю, ты оценишь.

Он криво ухмыляется, и хочется его прибить. А ещё больше хочется намылить шею драгоценному мужу. Сговорились. Спелись. Объединились против меня. Когда Гинц перестаёт ревновать и включает мозги, равных ему нет и быть не может. Ну, что же. Мы ещё посмотрим, кто больший кусок мамонта в дом приволочёт. Я не из тех, кто сдаётся.

Мансарда – другое царство. Квартира Аля полна сюрпризов, но когда он сказал, что мне наверху понравится – не врал ни единым словом. Я влюбилась в это место с первого взгляда.

Здесь намного чище, чем внизу. Может, потому что убиралось и никто не заходил. Пыль везде, но порядок, вещи по своим местам. Это ещё один огромный этаж, одно величайшее пространство, поделённое на зоны. Есть окно с подоконником – там можно сидеть с чашкой чая и смотреть в старинный дворик. Мечтать, сочинять, наблюдать за людьми, природой, птицами.

Я увидела себя здесь. Зря не обследовала квартиру полностью. Наверное, я бы выбрала не бабушкину комнату, а мансарду. Мне пахло здесь кофе и какао, неожиданно – сигарами – дорогими и толстыми. А ещё – чем-то таким праздничным, как на Рождество.

Спальная зона с диваном – большим и неуклюжим, как полярный медведь. Таким же лохматым, покрытым белой искусственной шкурой. Может, настоящие медведи не такие заросшие, но мне виделось так. Мозг рисовал домашние тихие картины. Руки тянулись к торшеру, гладили абажур, включали свет, дёргая за кисточку на верёвочке.

А ещё я ковырялась в тумбе – большой, прикроватной. Или придиванной – не важно. Ничего особенного – какие-то безделушки. Вряд ли их оставили любовницы Аля. Почему-то казалось, что сюда не ступала их нога. Здесь он либо сам скрывался, когда хотел отдохнуть, либо приводил самых дорогих и близких. Тех, кому мог доверять. Кому мог доверить это место.

В рабочей зоне стоял стол и лампа советских времён. Строгая, без изысков. И плафон у неё – белый стеклянный. Почти плоский, как земля, что лежит на черепашьих спинах. Здесь стоял ноутбук – старенький, но рабочий. Здесь брал Интернет – на мою радость. Кажется, я соскучилась. Пальцы так и просились пройтись по кнопочкам клавиатуры.

Я не соврала Эдгару, когда сказала, что пишу. Это была моя тайна. Я писала рассказы – сочиняла разные истории. Почему-то всегда грустные. О дамах в кринолинах, о мужчинах в цилиндрах. О мощёных мостовых и замках, где водятся привидения. Здесь, под крышей дома Альберта Викторовича, меня снова потянуло сочинить что-нибудь, но я не позволила себе отрешиться. Боялась быть пойманной, хотя, уверена, Аль бы и не осудил, и не смеялся.

Здесь был и угол с разными вещами. Наверное, их сносили сюда за ненадобностью. Странные и старые вещи. А ещё – подшивки газет и журналов. Старые, толстые, любовно собранные от номера к номеру. Кто занимался этим? Я спрошу Альберта, как только смогу отсюда спуститься.

Сейчас там, внизу, вовсю трудятся девушки и женщины, наводя блеск на стёкла, мебель, убирая мусор, вычищая ковры. А я прячусь – это факт. Чтобы никто не видел меня здесь. Вряд ли, конечно, это возможно, после того, как я всё же входила, выходила, бродила по двору с Алем. Однако, чтобы найти меня, нужно постараться. Поэтому был очень реальный шанс затеряться здесь на время, которое очень нужно было моему любимому Гинцу.

Чуть позже я обнаружила и то, что, по словам Аля, должно было мне понравиться. Двойное зеркало в полу. То, что позволяет наблюдать, что происходит в студии. Это и возмутило меня, и заворожило. Настоящая шпионская штучка. Я крутилась вокруг неё, как лиса перед кувшином, который предложил коварный журавль. Не знала, что делать с этим открытием. Подглядывать оказалось интересно, хотя в студии ничего эдакого не происходило: люди убирали, выполняли свою работу.

– Нравится? – я подскочила от неожиданности. Аль подошёл бесшумно, как хищный зверь. – Забавная штука, не так ли? Мне её подарила сестра. Сказала, что такие штуки нужны не только психологам и следователям. Художникам тоже нужно хотя бы изредка наблюдать жизнь со стороны. И не только из окна, а изнутри дома. Иногда можно много узнать забавного. И печального тоже, куда от этого деться.

– Да ты шпион! – возмутилась я. Мы же тут часто болтали о всякой ерунде. Ты оставлял нас, позволяя разговаривать, учиться, творить. Мы думали, что это твоё хвалёное личное пространство, когда учитель не давит на ученика. А ты в это время наблюдал за нами?