— Эй-эй, куда ты потерял моего сладкого Кена, малыш? — Я шутливо пихаю его в сгиб руки кулаком. — Разве ты не должен сейчас сказать “Ну, наконец-то” и в кои-то веки бросить меня?

Эд притягивает меня к себе, вытаскивает из волос шпильки, добирается пальцами до затылка. Опа. Кажется, поезд “Секс-Клингер” сегодня прибудет на конечную на добрый час раньше штатного расписания.

— Бросить тебя? — тихо шепчет Эд без насмешки, абсолютно серьезно глядя мне в глаза. — Вот это ты у меня размечталась, Светочка.

Теплые поцелуи — даже я чувствую, что Эд мне благодарен. Ну… Хоть не зря рот открывала. Особенно по тому, как жадно он меня стискивает в своих медвежьих лапищах.

Когда он отстраняется, я испытываю смутный облом. А я-то думала, меня сейчас разденут уже по-настоящему, а не в уме. Ну, он же должен был хотя бы капельку обрадоваться. Или не должен?

Когда Эд достает из кармана черную бархатную коробочку — я себе от неожиданности язык прикусываю. Чего-о-о?

А он заставляет меня встать на ноги, божечки… Эй-эй, я точно не на том свете? И почему, мать твою, большая взрослая тетенька, Светлана Валерьевна Клингер сейчас стечет к чертовой матери в одну большую розовую лужу?

Мне очень хочется попросить его прекратить. И очень хочется, чтобы он ни за что не останавливался.

— Знаешь, Свет, я тут совершенно сам собирался тебе сказать то же самое вообще-то, — медленно произнес Эд, глядя мне в глаза. — Надо было вообще сразу это делать, но я все-таки хотел дать тебе время. Ты для меня уже давно Мое Все.

Эдик, прекрати. Вот просто прекрати. Так нельзя. Это вообще запрещенное оружие.

— И я ведь тоже тебя люблю, Свет. — Твою мать, опустился на одно колено… Внутренняя ванилька, глядя на это, орала так громко, как стая чаек. Господи, какой же идеальный мне попался придурок… А-а-а-а-а, остановите планету. Я не сойду, но хотя бы найду веер, а то мне что-то ужас как жарко…

— Дашь ли ты мне, Светлана, возможность делать тебе плохо на законных основаниях? — Кажется, он эту речь репетировал даже… — Замуж за меня выйдешь? Будем ли мы с тобой жить в боли и в радости до конца наших дней?

Он явно угорал. Над самим собой, над этой безнадежно розовой ситуацией, но смотрел он на меня очень серьезно, явно ожидая абсолютно серьезного ответа.

Знаете, я давно не чувствовала себя так, будто мне язык отрубили. Вообще никогда, если так подумать. И вся жизнь перед глазами… Точнее не вся, а те два года, что мы вместе. Почему чаще всего мне показывают тот эпизод, где я швырнула в него вазой?

— Да, Эд, будем. Я за тебя выйду. — Это мои губы выговорили без моего участия. Какие молодцы. Я-то сама еще с полчаса бы ртом хлопала, не в силах связать ни единого связного слова.

И-и-и-и!

Он мне кольцо на палец надел. Несите нитки и скотч, меня сейчас порвет на ванильные лоскуточки!!!

И-и-и-и!!!

И встал наконец-то, сияя самоуверенной улыбкой. Боже, вот теперь я его узнаю. Это точно мой Дом, а не странный инопланетянин.

— Все, теперь ты точно поставишь на мне галочку, — ворчливо заметила я, разглядывая кольцо на пальце. Вот уж чего со мной еще не делали — так это не звали замуж… Капец какое свежее ощущение.

— Детка, ты мне еще двоих детей должна, забыла? — чуть улыбаясь заметил Эд. — И вот теперь мы над этим вопросом вплотную будем работать. Не открутишься.

Как будто я вообще собиралась… Ты же очень убедителен, мой медведь, уж я-то знаю, что если тебе что-то приспичило — ты этого добьешься любыми средствами. Меня же добился!

— А что потом? — с интересом уточнила я. — После двух детей что будет?

— А потом все по плану сладкая. Я буду драть тебя долго и счастливо. До конца твоих дней.

Он заговаривал мне зубы, даже не целовал, просто обнимал своими медвежьими лапищами и незаметно меня подталкивал в сторону спальни. Кажется, до брачной ночи он ждать был не намерен. Впрочем, я-то на это точно жаловаться не имела ни малейшего намеренья. Я вообще со своими Доминантами спорить привычки не имела. Только дразнить.

Вообще-то, я отвлеклась. Эд меня “незаметно” подталкивал в сторону спальни. Я еще более “незаметно” поддавалась…

…До того как мы узнали о грядущем появлении Александра Козыря-младшего, оставалось одиннадцать недель.

Конец