Шрифт:
Так как это заметно со стороны, присутствующие обмениваются понимающими улыбками, пока Софи задерживает на девушке брата взгляд, полный смиренного терпения.
— Что скажешь, Ева? Ты бы хотела быть похожей на моего… нашего Адама? — взрослые подавляют смешки. — Что тебе нравится в нем большего всего?
Щеки Евы покрывает густой румянец. Она чувствует этот жар, не в силах заставить его рассеяться. И не может произнести ни слова. Смотрит в глаза Адаму и не способна сформулировать то, что разрастается у нее в груди.
— А-а… Я… Ну… Он… Адам… Внимателен к деталям. Видит то, что другие упускают… Это самое лучшее… В нем… Наверное.
Титов понимает, что она имеет в виду. Их зрительный контакт становится до интимности интенсивным, Еве просто нестерпимо хочется обнять его так же смело и откровенно, как это делает София.
— Ой, Господи, Исаева! — с искренним изумлением восклицает Захара. — Когда это ты стала такой мямлей?
Титовы смеются, пока Ева еще сильнее краснеет.
— Что ты за подруга? — показывает Дашке язык. — Сейчас ты перестала мне нравиться.
— Это повторяющееся, но мимолетное ощущение. Зато теперь все согласяться, что главная роль этого вечера все-таки должна принадлежать Софии.
Девочка мгновенно подхватывает выдающуюся для нее возможность.
— Я обожаю голос Адама. И хочу, чтобы мой голос стал таким же крутым, — заявляет она. — Кроха, это жизнь. Просто жизнь. Говно случается регулярно, — максимально снижает тон, растягивая слова и звуки. — Сопли в кулак, и тащи.
— Ну, ты же девочка, — смеясь, замечает Марина Станиславовна. — У девочек от природы голос нежнее.
— Ну и что! Я неправильная девочка! Все равно буду, как Адам. Вот увидите!
— Ой, ой, ой… До полуночи остается четыре минуты! Скорее, давайте наполним бокалы.
[1]Святослав Вакарчук — украинский рок-музыкант, солист группы «Океан Эльзы», автор песен «Така(,) як ти», «На небі», «Все буде добре», «Обійми», «Не йди».
Глава 42
Окаменевшая фигура женщины выделяется светлым пятном в полумраке. На самом-то деле ее платье только кажется белым на фоне черного и темно-серого. Бледно-голубой бархат с отделкой из мелкого жемчуга — специальный заказ Исаевой к празднованию Нового Года.
Женщина, не моргая, изучает свое безупречное отражение, пока в глазах не возникает жжение. Слёзы минуют воспаленные веки, на мгновение задерживаясь на ресницах. А после — крупными каплями катятся по щекам, спадая в вырез платья.
Тёмными потоками растекаются подводка и тушь.
«Ненавижу! Ненавижу тебя!»
С остервенением растирает лицо ладонями. Черный смешивается с красным, образую уродливую маску на перекошенном лице женщины.
«Чертов Павел!»
«Как? Как ты посмел оставить меня одну в такой праздник???»
Рычание срывается на протяжный крик, пока руки безумно расчищают широкую плоскую поверхность изысканного трюмо.
В голове Ольги Владимировны не укладывается сам факт столь оскорбительного для нее пренебрежения.
В дверном проеме возникает голова Лидии Михайловны. Она настороженно следит за действиями хозяйки, тщательно пытаясь звучать спокойно.
— Павел Алексеевич просил передать, чтобы вы не забыли выпить лекарства и не засиживались допоздна. Антон Эдуардович рекомендовал вам побольше отдыхать…
— Засиживалась? Одна? В новогоднюю ночь? Перед телевизором, что ли?
Проглатывая унижение, словно застрявший в горле теннисный мяч, Исаева мысленно посылает мужа ко всем чертям и, хватая с полки статуэтку жар-птицы, с криком швыряет ее в стену.
— Оставьте меня в покое! Немедленно!
Повторять не приходится, к счастью. И Ольга рыдает, не приглушая силу своего отчаяния, страха и боли. Пока срывающиеся гортанные звуки не переходят в безумное мычание.
Она хочет назад свою дочь, хоть и понимает, что нельзя ее возвращать домой. Сходит с ума от тоски и одиночества, от этой невыносимой тяготы разлуки. От страха и неведения того, что происходит.
Мысленно взывает к Богу — с упреком и злостью. Игнорируя подсказки совести, ищет виноватых.
«Я же всегда хотела, как лучше…»
«Я же ее любила…»
«Все для нее…»
Когда головная боль пересиливает душевную, принимает назначенные Гольдманом пилюли и обессиленно падает на кровать. Смиренно ожидает свидания с дочерью. Сон теперь — единственное место, где они видятся.
Игорю Анатольевичу Толстому, как представителю высшей государственной власти города, предоставляют возможность сказать последний тост в уходящем году.