– Разве видели?..

– В том-то и дело; говорят, он необыкновенно низкого роста, лыс, силен и с большой, до пояса, черной бородой...

Собакин чуть-чуть улыбнулся и пожал плечами.

– Появлялся он в уезде два раза, - продолжала старушка, - и наводил такой страх, что помещики приковывали лошадей, а конюхам давали ружья заряженные... И все-таки умудрялся.

– Если его знают в лицо, почему не поймают?

– Мужики никогда не выдадут, боятся, что палить будет, как сжег он вашу Хомяковку года за три до вашего сюда приезда.

– Право, Александра Аполлоновна, я начинаю бояться.

– Вам-то особенно надо позаботиться; имея такого жеребца, я бы ночи не спала, все караулила...

– Да, Волшебник - чудо что за лошадь; увидите, на рождестве поведу его на бега.

– Да, нехорошо, нехорошо; тем более что ваш Архип...

– Нет, Архип мрачный, но очень надежный; мужик косматый, глаза волчьи, но верный...

– Ох... ох...
– сказала старушка.

Из сада на балкон вышел гимназист, положил пистолет на перила и застонал:

– Бабушка, чаю.

– Осторожнее с пистолетом, смотри, куда кладешь, - заволновалась Александра Аполлоновна.

– Он, бабушка, не заряжен.

– Все равно.
– И бабушка, шурша широким платьем, поднялась и загородила пистолет салфеткой.

– Что, Володя, как твои разбойники?
– спросил Собакин.

– Ничего, - набивая рот ватрушками, говорит Володя.

– Убил кого-нибудь?

– На плотине за ветлами кто-то, кажется, стоит, только на плотину ходить страшно.

– У пруда ночью сыро, - сказала Александра Аполлоновна.

Гимназист лукаво прищурился.

– А у меня, бабушка, порох есть...

– Откуда ты взял! Отдай сию минуту... Володя, ке смей убегать. Пожалуйста, Собакин, догоните его, отнимите у него порох.

Улыбаясь, Собакин сошел в сад и скоро пробегал уже мимо балкона, размахивая руками, потеряв всю солидность, а Володя, приседая, визжал, не давался в руки.

"Дети, дети", - подумала Александра Аполлоновна и стала считать, как в столовой часы били одиннадцать.

– Володя, где ты?
– позвала она.
– Иди спать, - одиннадцать часов...

В это время мимо изгороди проскакал верховой, встал у крыльца, и чей-то чужой голос позвал:

– Барин Собакин здесь?

– Кто спрашивает?
– по-хозяйски сухо ответила Александра Аполлоновна.

– Работник их, Михайло.

На балкон, обняв за плечи гимназиста, вошел, отпыхиваясь, Собакин.

– Кто меня спрашивает? Это ты, Михайло? Что случилось?

– Несчастье у нас, барин, - сказал из-за плетня невидимый работник, увели Волшебника.

Когда Собакин, во весь опор скакавший по темному полю, влетел, пыльный, на вспененном коне во двор, у растворенной конюшни, размахивая фонарем, галдели мужики.

– Что, Волшебника увели?
– крикнул Собакин.

– Беда-то какая, не доглядели...

Собакин побежал в конюшню. Болт у стойла был сорван, и под наружной стеной у пола сквозила дыра, в которую, должно быть, и пролезли воры...

– А где Архип?
– спросил Собакин.

– Будили мы его, спит, пьяный.

На вороху сена, закинув бледное в черной шапке волос лицо, лежал Архип.

– Жив, ничего, не тронули, пьяный очень, - успокаивали работники.

– Облейте его водой, вот мерзавец.

Принесли конское ведро, подняли Архипу голову и полили.

– Лейте, лейте все ведро.

Когда голова, рубаха и порты намокли, Архип приподнялся, сел и повел налитыми кровью глазами.

– А?
– спросил он.

– Архип, где Волшебник?

Сутулый Архип поднялся и долго осматривал болт и обрывок недоуздка, в дыру даже заглянул и так же спокойно ответил:

– Увели, барин. Не досмотрел...

– Легли это мы спать, - шумели работники, - а Михайло и говорит: пойду-ка я посмотрю лошадей, а потом прибежал и кричит: увели, увели...

– Что же вы не догнали, черти окаянные!..
– наскакивал на них Собакин.

Работники вежливо посмеялись.

– Где ж догнать, разве мыслимо? Он это.

– Кто он?

– Да Оська.

– Ерунда, никакого Оськи нет...

– Очень есть, его это работа, вы, барин, не сомневайтесь.

– Ерунда, - кричал Собакин, - сию минуту на лошадей!.. Догнать!..