Летом они заготавливали травы и ягоды. Бабка Зарана терпеливо объясняла, как цветы липы, заваренные с чаем, помогают от кашля, плоды шиповника возвращают силу и энергию. От каких болезней давать сушеную клюкву, мороженую чернику, малиновое варенье, облепиховое масло.

Настойку эхинацеи Гведолин, под руководством бабки Зараны, делала сама. Старуха долго шептала что-то над флаконами с лекарством. Потом страшно затряслась и, несмотря на смуглую кожу, побледнела, словно покойник. Два дня ни с кем не разговаривала. На третий день наказала Гведолин спрятать настойку в темном прохладном месте. Гведолин отнесла флаконы в подпол и уложила между гнилой промороженной морковкой и обвалившимся куском каменной кладки фундамента.

На четвертый день бабки Зараны не стало.

Гведолин поила больных настойкой тайно, чтобы не видела тетка Роуз; заваривала травы вместо чая…

Через три дня у них умерло еще два человека. А остальные принялись выздоравливать.

Мерну трясло и лихорадило, на улицах сжигали трупы.

И только работный дом постепенно оживал. Люди возвращались к работе, вновь мерно застучали прялки, и изголодавшиеся собаки, козы и овцы, которых бросили на произвол судьбы, истошно блеяли и лаяли, сбивая с ног любого, подошедшего к кормушке, человека.

Терри тщательно старался не смотреть на нее, отводил глаза. Возможно… на долю секунды Гведолин показалось, что она ошиблась, что такое поведение Терри — гордость, безмерное упрямство, нежелание выглядеть больным в ее глазах. Возможно… жалость? Боится, что она примется отчаянно его жалеть? И если так, то… Да нет, кто угодно другой, только не он. Хотя…

— Видишь ли, Терри, я тоже кое-что умею.

Он не повернул и головы в ее сторону. Пробурчал, отвернувшись к стене:

— Как любопытно. И что?

И тут Гведолин не выдержала. Очень захотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы вывести из такого сонного, пугающего ее состояния. И если бы не болезнь, она бы так и сделала. Но вместо этого Гведолин, быстро наклонившись, положила голову Терри на грудь, прислонив ухо к грудной клетке. Пары вздохов оказалось достаточно — хрипы и клокотание. Значит, действительно, воспаление в легких.

Если она рассчитывала вывести его из сонного состояния, то ей это, пожалуй, удалось и безо всякой встряски.

— С ума сошла? Что творишь? — зашипел он. — По-твоему, я прямо сейчас собираюсь умереть? Нечего кидаться мне на грудь с рыданиями!

— С рыданиями? — Гведолин рассмеялась. — Не дождешься! Я тебе вообще умирать не разрешаю!

Он захлопал глазами и хотел что-то сказать, но снова закашлялся так, что у Гведолин тоскливо заныло в груди.

Откашлявшись он, все же, сипло поинтересовался:

— Так что же ты умеешь, Гвен? На всякий случай, моя мамаша не одобряет этой… нетрадиционной медицины.

Вряд ли его мамаша выражалась именно так, скорее всего Терри, как обычно, почерпнул заковыристые слова из очередного умного справочника.

— Оно и видно. Но попробовать ведь можно? Ты мне доверяешь?

Он долго молчал, а потом едва слышно:

— Да.

Улыбнулся через силу потрескавшимися, высохшими губами.

Гведолин уже стояла на подоконнике и ветер трепал ее вороную косу.

— Куда ты?

— Я вернусь. Возьму кое-что и вернусь. У тебя… у нас еще есть время. — Будешь меня ждать?

— Всегда.

— Госпожа!

Арон, надежный слуга, лет на пять старше Гведолин, не утруждал себя стуком в дверь.

— Госпожа! Кален заболел. Не посмотрите?

Посмотрит, конечно. Заодно и нотацию прочитает о том, как ее указы исполнять надобно.

Мастер ушел свечу назад, а в дверь уже снова стучали.

Роанна возилась с Варгом. Вымыла руки, раскупорила необходимые настойки, взвесила заживляющие порошки, и уже собиралась разматывать бинты на ноге.

— Льен, открой! — крикнула она и тут же услышала знакомый скрип входной двери. Догадливый братишка понял, что сейчас ей вовсе не до дверей. Или гостей.

Но гости, вернее, гость, пожаловал сам.

— Разрешите войти, госпожа…

— Хилл. — Роанна поднялась навстречу незнакомому мужчине — среднего возраста, светловолосому, с короткой аккуратной бородкой и бакенбардами. Одет он был в костюм, скроенный по городской моде. В руках держал внушительный саквояж.

— Добрый вечер, госпожа Хилл.