Большими прыжками я несся по заснеженной тропе, и вдруг учуял другой запах, гораздо более аппетитный. Резко повернул и почти сразу нашел его источник. Кро–овь! Маленькие капли крови на сугробе, а рядом с ним какая–то тряпка. Я тщательно обнюхал ее, покружил возле нее и наконец нашел след. Туда!

Поиски были недолгими. Запах привел меня в небольшую пещеру. Я нетерпеливо обнюхал стены и уткнулся в проход в склоне за одним из камней. Неширокий, но вполне достаточный для молодого оборотня. И я направился по нему.

Коридор уходил вниз и оказался довольно длинным, но меня не обманешь. Манящий запах становился все сильнее, и я упрямо пер туда, где ждала добыча.

Когда вдали раздались голоса, я притормозил и стал ступать мягче, чтобы не спугнуть добычу.

— Где же носит этого Архома? — донеслось до меня.

Архом… Знакомое имя, когда–то я его уже слышал.

— Без него справимся, — послышался в ответ глухой старческий голос. — Кровь инородцев сильная, тут в шамане нет нужды.

Опустившись на четыре лапы, я припал к земле и медленно, почти ползком, двинулся по проходу. Впереди мелькнул свет, и вскоре я оказался у входа в просторную пещеру, из которой шел влекущий запах. Сглотнул подступивший к горлу комок и, осторожно выглянув, затаился. Нужно только выждать момент, и охота начнется!

Передо мной раскинулся подземный грот с высоким сводом, с торчащими то тут, то там ледяными глыбами. Кругом нагромождение непонятных деревяшек. Посередине — круг из камней, обнесенный горящими свечами. В стены на разной высоте вбиты крючья, на многих висят блестящие украшения, связки шкурок и хвостов с трупным смрадом. А на двух — проржавевшие кандалы с цепями, из которых пытался вырваться вихрастый худощавый парень.

Но самое главное — этот пьянящий запах человечины. Он витал повсюду, от него щекотало ноздри и приятно потягивало где–то в районе желудка.

В пещере находилось пятеро. Трое мужчин и женщина, стояли полукругом около прикованного к стене. Все одинаково белокожие, но, в отличие от пленника, губы у тюремщиков были черными.

— Надо было гнома поймать, много их развелось в горах, — покачал головой самый молодой из черногубых. — Этот все же избранник ледяной богини.

— И что? — пожала плечами женщина. — Тармел, ты не забыл, что именно Дагдане мы и собираемся его отдать?

— Ага, в виде мяса, — скривился тот.

Стоявший рядом с Тармелом старик, по виду вожак этой стаи, глянул на него исподлобья:

— Когда я приказал, ты, не задумываясь, метнул копье в Гирхама, в проклятое снежное дитя. Только благодаря этому сгинул шаман, столько лет мешавший нашему делу. Так что же случилось сейчас, мой мальчик? Ты усомнился в учении Мерхема? Или твое сердце размякло, как у Кархума? — Он сделал паузу и злобно прошипел: — Если так, на стене всегда найдется место еще для одной жертвы, кровь предателя только добавит мощи нашему ритуалу.

— Нет–нет, Кортен, ну что ты! — Юноша попятился. — Я просто… Я подумал… подумал, пока Архом не принес Книгу, мы не так сильны.

— Это верно, — поддержал его самый длинный из четверки, — с письменами Ворожена нам был бы не страшен даже гнев Дагданы.

— А еще… — продолжал оправдываться Тармел. — Еще он странник, у него может быть защита.

— Значит, убьем трижды, — рявкнул старик Кортен и, надев на голову странную блестящую шапку, громко скомандовал: — Все, начинаем! Эйруса, чашу. Лурмель, ты будешь первым.

Женщина тут же метнулась вправо, достала довольно глубокую металлическую миску, поставила ее у ног пленника и вернулась к остальным. Тем временем старик подошел к кругу камней и, поправив длинную белую тунику, сел в центр. Трое черногубых разом опустились на колени.

Теперь, когда они не закрывали вид, я смог рассмотреть прикованного к стене человека: белые уши вызывающе торчат из–под растрепанной шевелюры, тело по пояс оголено, рядом валяется синяя тряпка, похожая на мантию, и разорванная рубаха.

Склонив голову набок, я внимательно разглядывал его и пытался понять, что чувствую. Что–то близкое, хорошее было связано с ним. И поэтому казалось, что жрать его нельзя. А вот черногубых очень даже можно.

Перед пленником из земли рос небольшой сталагмит причудливой формы. Он напоминал руку с вытянутым вверх пальцем, словно грозил несчастному. Тот смотрел и на него, и на тюремщиков с вызовом, в глазах не было даже намека на страх.

— О Дагдана елла сун клармес алуур, — затянул Кортен, читая по длинному, полуистлевшему свитку.

Бормотал он довольно долго, и я, чувствуя накатывающий голод, решил, что сначала сожру его. Но вот он произнес:

— Елласо!

— Елласо мангуро! — хором ответили стоявшие на коленях.

Кортен снова забубнил что–то, а в руках у черногубых появились блестящие изогнутые кинжалы.

— Пора, Лурмель, — прошептал вожак.

Длинный поднялся на ноги и шагнул к пленнику.

— Ясно, — растянув в подобии улыбки бледно–розовые губы, усмехнулся тот. — Папуас папуасу — друг, товарищ и корм?