Шрифт:
Несколько секунд мы молчали, серьёзно глядя друг на друга.
– Я знаю, что наш выбор навсегда, – наконец кивнула я. – Но звезда засияла сильнее, когда мы решили поделиться её светом. И когда Реми сказал, что сделает всё, чтобы сохранить свою часть в тайне, мне на душе стало очень спокойно. Я верю ему.
– Этому противному лисьему типу? – с иронией улыбнулся мой муж.
– Да ну вас! – отмахнулась я. – Серьёзно, это хорошее чувство. Я думаю, мы приняли правильное решение.
– Это какое же? – раздался знакомый голос.
Мы обернулись. Патрис шёл по дорожке за Росситером, и в руках у него был довольно увесистый металлический цилиндр-аптечка.
Сердце пропустило удар. Он пришёл помочь нам? Или помешать?
– Найдётся кусок торта для меня? – поинтересовался он. – Ммм, шоколадный крем!
Я указала ему на стул, и Патрис тяжело сел, вытянув ноги.
– Полдня не слезал с седла, – выдохнул он. – Надеюсь, к торту прилагается ужин.
– А также один весьма бесцеремонный гость, – пробормотала я.
Мой муж молча сделал жест. Росситер поклонился и направился в дом.
– Рассказать вам, как дела в Аккаре? – поинтересовался Патрис. – У Майи Хмаль конфисковали всё имущество из-за преступлений её отца, слышали?
Я присвистнула:
– И что она сделала? Вышла замуж?
– Устроилась работать модисткой, как ни странно. Ненавидит оборки и мечтает открыть свою модную лавочку.
– Будет удивительно, если она не начнёт травить конкурентов, – пробормотала я.
– Конкурентов, кстати, кто-то предупредил. Я слышал, с Майей очень настойчиво поговорили и предложили не баловаться с пыльцой. Обошлось без синяков, но разговор был тяжёлый. Она под строгим наблюдением, пусть и на свободе.
Потому что умышленность отравления так и не смогли доказать. Я вздохнула. Что ж, у неё появился шанс прожить новую, добрую жизнь. Или хотя бы не очень злую.
– А сам Хмаль?
– Сидит в тёплой и сухой камере, откуда никто его выпускать не собирается, – пожал плечами Патрис. – Такой урон престижу страны… Впрочем, у меня такое ощущение, что они недовольны не тем, что он сделал, а тем, что попался. Нездоровый интерес аккарского чиновничества к тайным звёздам никуда не ушёл, знаешь ли.
– Но наш с Аккарой торговый договор гласит: «Руки прочь от звёзд!» – заметила я.
– Но забудут о звёздах не все. – Лицо Патриса помрачнело. – Впрочем, если полезут, мы остановим этих мерзавцев. Хватит им, наигрались. Из-за них…
– Что – из-за них? – поинтересовалась я.
Патрис помедлил.
– Двести лет назад простые аккарцы пытались исполнить мою мечту. Они научились делать мазь и стали лечить тех, кому нужна помощь. Правда, лечили они только соседей, друзей, знакомых… ну, вы понимаете.
– Это естественно, – тихо сказала я.
Патрис невесело усмехнулся:
– Для них – конечно же. Но весть разрослась, и местному инспектору тут же захотелось прибрать всё к рукам. История плохо кончилась: ту пару некому было защитить, и они едва сбежали. Больше они не помогали никому. Но теперь всё иначе. Теперь у нас есть сила, защита – и мы можем сохранить чужую тайну.
Он кашлянул:
– Собственно, поэтому я и здесь. Что вы двое решили?
Мы переглянулись. И понимающе улыбнулись друг другу.
– Когда Лизе исполнится двадцать один, начнём отделывать детскую, – беспечно сказал мой муж. – Осенью начнётся очередной светский сезон, в котором мы оба примем живейшее участие. Прошлый сезон, увы, мы пропустили: было слишком много работы, да и моему новому личному секретарю многому пришлось учиться. А летом я хочу показать своей супруге мир. Мы отправимся путешествовать.
Я улыбнулась. Всё так, как мы и обсуждали.
– Поздравляю, – сухо сказал Патрис, не глядя на меня. – Но меня интересует не ваша личная жизнь, и вы об этом прекрасно знаете. Я хочу узнать, что вы будете делать с вашей тайной звездой. С вашей уникальной звездой!
Взгляды Патриса и моего мужа скрестились. Ни один не отвёл глаз.
– Один из моих верных людей будет тайком от нас подбирать кандидатуры тех, кому нужна помощь, – спокойно сказал мой муж. – Его бесстрастному чутью я полностью доверяю. Мы будем передавать ему часть мази. Имён, увы, будет немного, но некоторые имена двигают вперёд весь мир. Что до остатков мази… это наше и только наше дело.
Патрис прищурился:
– То есть вы хотите сказать, что меня вы к вашей звезде не допустите.