Рука Юлиана перекочевывает с плеча девушки на ее же талию. Кобель бессовестный!

– Не вижу никакой связи между мной и имеющейся статистикой, - улыбается мне прямо в лицо. А потом другим тоном осведомляется: - Что ты здесь делаешь, Катастрофа?

– Приехала забрать тебя домой, - произношу в том же духе, ощущая громко ухающее сердце где-то у горла.
– Пожалуйста, пойдем со мной.

И Юлиан кривит губы в улыбке:

– Вот, значит, как ты заговорила. А несколько часов назад, когда я звал тебя с собой, что ты сделала? Пошла?
– И почти выплевывает: - Как бы не так. Ты осталась с ними... Проигнорировала меня. Предательница чертова!

Так и думала, что все дело именно в этом...

– Не будь ребенком, Юлиан. Твои претензии смехотворны... А даже если бы не так, -нахожу нужным добавить я, - неужели ты хотел бы, чтобы твоя семья узнала о нас...

И он вскидывается:

– Стыдишься меня?

– Я думала, ты сам не готов афишировать нашу связь.

И тогда он снова вскипает:

– Связь? Нет у нас никакой связи. Я вообще ни с кем ничем не связан... Я свободный человек и могу делать все, что захочу.

Молча качаю головой, как бы говоря: «Что ж, думай, как хочешь, мой маленький бравый петушок», и Юлиану мое молчание приходится не по нраву. Он тянет пьяную девицу на себя и начинает целовать ее в губы... Если он думал таким образом вызвать мою ревность, то глубоко просчитался: ничего, кроме брезгливости, я не испытываю, что и демонстрирую наглядно. Он замечает это, так как целуется, не закрывая глаз: наблюдает за моей реакцией. Ну сущий ребенок, что еще скажешь!

И наконец добавляет:

– Ты была нужна мне... ты была нужна мне сегодня... чтобы ублажить меня, Катастрофа.
– И с особым напором: - Мне вообще ничего, кроме секса, от тебя и не надо! Думаешь, я могу увлечься такой, как ты? Ненормальной девицей с маленьким ребенком?
– Презрительно улыбается: - Да никогда. Просто у тебя классная грудь, да и попка тоже ничего. А в остальном... ты такая же, как все. Похотливая сучка, подобно моей матери, готовая выскочить из трусиков при виде первого же смазливого личика... Я презираю таких, как ты. Убирайся отсюда! У-хо-ди.

Он произносит жестокие слова, ранящие до крови, такие, от которых хочется надавать пощечин и убежать прочь, как он и гонит. Только мне не десять лет, и я знаю, что только глубоко несчастный человек станет ранить другого столь же сильно, как больно ему самому. Довольные жизнью люди не причиняют боли другим...

Стискиваю зубы, чтобы не разреветься... от обиды, которая, несмотря на все, жжется в глубине сердца, от, возможно, беспочвенной надежды, которой я позволила расцвести буйным цветом. От самой мысли, что я могла быть такой дурой, чтобы снова впустить в свою душу недостойного человека...

– Можешь этим себя и успокаивать, - продавливаю сквозь стиснутое спазмами горло.
– Если думать так тебе спокойнее... Только знай: если я уйду одна - больше ты нас с Ангеликой не увидишь. Я заберу ребенка и уйду из твоего дома... Навсегда.

Потом разворачиваюсь и, маневрируя между столиками и пьяными выпивохами, иду к выходу. Слезы, в конце концов, брызжут из моих глаз, и я смахиваю их ладонью...

Значит, вот кем он меня считает: похотливой сучкой, готовой выскочить из трусиков перед первым же кобелем.

Прижимаюсь горячим лбом к холодному металлу автомобиля и закусываю губу, чтобы не разреветься в голос...

Дура! Дура! Дура! Какая же я дура...

– Кат...та...строфа, - окликают меня заплетающимся языком.

Утираю слезы рукавом и оборачиваюсь: Юлиан идет в мою сторону, ковыляя на заплетающихся ногах.

– Ты что, плакала?
– спрашивает он, и я отзываюсь.

– С чего бы вдруг, я бесконечно, совершенно счастлива.

Мой голос абсолютно не вяжется с произнесенными словами, однако Юлиан принимает их за чистую монету (или делает вид, что принимает) и говорит:

– Ты распугала всех моих девочек. Ни одна из них больше не хочет меня!

– О, уверена, что это не так, - ерничаю я, но Юлиан возражает:

– Именно так и есть.

Потом тянет на себя дверцу автомобиля в тщетной попытке ее открыть. Она не разблокирована, и у него ничего не выходит... Наблюдаю за ним с тяжелым сердцем, и только минутой позже нажимаю на кнопку разблокировки. Не ожидавший такого подвоха Юлиан снова тянет за дверную ручку и валится на землю, когда так распахивается от минимального усилия.

Он выглядит сущим ничтожеством... В этот момент я и должна была бы выбросить его из головы.

– Ты жалок, - произношу равнодушно, просто констатируя факт.
– Ты, действительно, такой, как мне о тебе говорили. Жалкий, ничтожный эгоист и бесчувственная скотина.

– Кат...та...строфа, - зовет меня он, пытаясь заползти в салон автомобиля.
– Я не скотина... Что ты там бубнишь себе под нос?

«Завтра я проснусь исцеленной». Именно это я и обещаю себе, запихивая пьяницу на переднее сидение «фиата». Именно это я твержу себе всю дорогу до дома и даже дольше: таща парня по темному холлу и взбираясь по лестнице, сваливая его на кровать и стаскивая с негодяя ботинки.