Эти два простых слова в одночасье прекращают разговоры за столом, повисает гнетущая, полная скрытого недоумения тишина. Семь пар глаз глядят на меня в ожидании объяснения... Только Шарлотта рассматривает коврик на полу.

– Ты уходишь?
– в конце концов произносит Эрика.
– В смысле, бросаешь всю эту затею? Почему?

Сложно признаться в подобной глупости... особенно перед такой заинтересованной аудиторией.

– Он тебя чем-то обидел?
– интересуется Алекс.

Нет, - отвечаю я.

– В этом замешаны чувства?
– с женской догадливостью вопрошает Стефани, и тогда я молча киваю. Так и есть...

И снова эта тишина. Давящая на нервы... Почти звенящая. К счастью, прерываемая словами Шарлотты:

– Разве мы не предполагали, что такое может случиться?

– Это ты и предполагала, - возражает ей Алекс.
– Но я думал, никто, точно зная, что Юлиан из себя представляет, не сможет совершить подобную...
– он замолкает, не договорив. Стеф так и ожигает его осуждающим взглядом...

– Глупость, хотел ты сказать, - заканчиваю я за парня. И каюсь: - Ты прав, я глупая и потому не могу больше заниматься этим делом. Понимаю, что разрушаю все ваши планы, но... Простите, мне нужно уехать. Хочу вернуться домой, к родителям. Так будет лучше всего...

Собираюсь протиснуться сквозь плотное кольцо обступивших меня людей и уйти, только мягкие руки фрау Риттерсбах обхватывают меня за плечи и прижимают к себе.

– Ну что ж, - произносит она примирительным тоном, - в конце концов это была всего лишь неудавшаяся попытка. Мы не станем тебя неволить, милая. Поезжай домой и ни о чем не волнуйся...
– Вот теперь я точно не могу удержать слез, и те брызжут на ярко-желтую кофточку сердобольной старушки.

Чувствую чью-то ладонь на своей спине: сначала одну, потом вторую...

– Уверена, ты тоже ему небезразлична, - слышу голос Шарлотты у самого уха, однако это кажущееся утешение вызывает лишь новую волну неудержимых слез.

– Бедная наша девочка, бедная девочка, - все повторяет и повторяет Хайди Риттерсбах, похлопывая меня по спине.

Алекс с Бастианом тихо переговариваются в стороне, у окна, и я, с чуткостью влюбленной идиотки, улавливаю имя Юлиана, повторяющееся раз за разом... О чем они говорят? Костерят его на чем свет стоит? Мне это неприятно. Такое чувство, словно парни забрасывают камнями меня самое... Все это только усиливает мою истерику.

Не знаю, как долго она продолжается: по ощущениям не меньше десятка лет... И только потом я успокаиваюсь.

Уже сидя в автомобиле, с грустью осознаю, что прощание с турбобабулями и остальными членами нашей маленькой компании далось мне не так легко, как хотелось бы.

Кажется, я прикипела к каждому из них, по-своему привязалась - они стали моими друзьями. Такими, каких у меня никогда прежде не было.

И теперь я вне этого круга...

Стоило ли уезжать из родного города, чтобы вернуться с разбитым сердцем, еще более одинокой, чем была до отъезда?

Уж лучше бы не уезжала, не устраивала бессмысленного демарша, адресованного в первую очередь Карлу, который за все это время так ни разу и не позвонил... А ведь первое время я ждала, надеялась, что он одумается, найдет меня, воротит назад в Эллинген и свою жизнь одновременно.

Не воротил...

Приходится возвращаться самой.

Стыдно признавать свое поражение, только так будет лучше всего...

– Все у нас будет хорошо, - шепчу дочери с погремушкой в руках.
– Все у нас будет хорошо.

Я не была в Эллингене ровно четыре месяца, и за это время здесь ничего не поменялось. Разве что начали строить новый жилой дом в двух кварталах от нас... В остальном - все те же улицы, все те же дома. Да и люди, полагаю, все те же...

Паркуюсь у дороги, глядя на родительский дом со смесью робости и радостного нетерпения, а потом беру Ангелику на руки и иду к деревянной калитке, скрипнувшей при легком нажатии рукой. Папа так ее и не смазал... Это тоже осталось неизменным.

– Эмили!
– входная дверь распахивается еще прежде моего звонка, и мама, взволнованная, с горящими глазами, прижимает нас с дочерью к себе.
– Наконец-то вернулась. Как же я рада!
– И отступает, протягивая руки к своей внучке: - Можно подержать нашу маленькую принцессу? Мы с отцом ее так и не видели до сих пор.
– Ее слова заставляют меня устыдиться собственного поведения, впрочем, мама уже сюсюкается с Ангеликой и не замечает моих ярко вспыхнувших щек: - Какая же ты у нас большая уже! И такая красивая. Бабушкина радость...

Глядя на эту картину со стороны, я лишний раз убеждаюсь, что поступила правильно: ребенку нужен настоящий дом и настоящие бабушка с дедушкой. Такие, чтобы баловали и потакали всем его желаниям... А воспитывать дочь я могу и сама. Не я первая - не я последняя...

В этот момент мама и спрашивает:

– Карл знает, что ты вернулась?

– Карла это не касается, мама, - отрезаю безапелляционно.

Но она качает головой:

– Он ее отец, Эмили. Конечно, его это касается...