Шрифт:
– Надо, - возражает нисколько не смущенный моим отпором голос.
– И ты сам это знаешь. У тебя было сотрясение: думаешь, мы отпустили бы тебя из дома одного? Никогда. Ты с ума сошел, если так полагаешь...
И я, вскинув зажатую в руке трость, произношу:
– Я полагаю, что тебе пора бы уже убраться из нашего дома, Катастрофа. Катить в свой заштатный городишко к этому придурку Карлу...
– И тычу палкой в ее, как мне кажется, направлении: - Хватит путаться под ногами и портить мне жизнь. Убирайся!
В этот момент она и хватается за другой конец трости.
– Да у тебя от удара совсем крыша поехала, - шипит она не менее злым голосом.
– Думаешь, можешь прогнать меня, как собачонку, и все.
– А потом тянет мою трость на себя: - Никуда я не уеду! Так и знай.
– Уедешь.
– Тяну трость на себя.
– Не уеду, - вторит Катастрофа, перетягивая ее в свою сторону.
Просто перетягивание каната какое-то... Что она себе вообще позволяет, эта двенадцатибалльная катастрофа всей моей жизни?! Собираю все силы для решительного рывка - пора ей показать, кто здесь главный!
– дергаю трость на себя и... понимаю, что переусердствовал, когда лечу спиной назад, взмахивая в окружающей меня темноте руками.
Последнее, о чем успеваю подумать... да ни о чем не успеваю, если честно.
Только вдруг оказываюсь посреди зеленого поля, с парящими вокруг меня бабочками. А чей-то голос зовет: «Юлиан, Юлиан.», и возвращаться мне вовсе не хочется. Даже несмотря на ненавистных порхающих червяков. Голос все приближается и приближается, и я понимаю, что лежу на асфальте, только когда открываю глаза... и вижу перепуганное личико Эмили над собой.
– Юлиан, - она утирает слезы, шмыгая покрасневшим носом.
– Ты живой?
– Кажется, да.
А сторонний голос справа произносит:
– Я позвал доктора, молодой человек. Лежите, не вставайте. Они сейчас будут.
Пока и не собирался... Протягиваю руку и заправляю растрепанную прядь волос Эмили за ухо.
– У тебя синяки под глазами.
– Что?!
Она даже плакать перестает от удивления: замирает с открытым ртом, судорожно вдыхает...
– Ты видишь?
– выдыхает то ли вопросом, то ли утверждением. Я не совсем понимаю... Только улыбаюсь, впервые от души улыбаюсь. Настоящей счастливой улыбкой!
– У меня просветление, - отзываюсь на ее непонятно что, и Эмили, стиснув маленький кулачок, прикладывает его к моему лбу.
– Надеюсь, оно затронуло и твой мозг тоже, маленький Будда?
– спрашивает с надеждой. Все еще не до конца осознав произошедшее чудо... Я и сам в полном раздрае. Наверное, это шок. Счастливый, головокружительный шок!
Я снова вижу!
Снова вижу. я.
Это все-таки произошло .
Захлебываюсь от захолонувшего сердце прежде мной неизведанного восторга и вдруг ощущаю ободок золотого колечка, пребольно упирающегося в кожу: Катастрофа все еще стискивает мою голову руками.
– Какое сегодня число?
– гляжу ей в глаза, принимая вертикальное положение.
– Одиннадцатое июля.
Эмили глядит на меня с опаской, вроде как переживая за мое душевное благополучие.
– Одиннадцатое июля, - повторяю на автомате.
Так вот что не давало мне покоя весь этот день! Теперь я наконец-то вспоминаю.
– Пойдем.
Вскакиваю на ноги и хватаю Эмили за руку.
– Куда ты собрался?
– возмущается она.
– Тебе нужен доктор, нам нельзя уходить.
Решаюсь для верности провести небольшой эксперимент и верчу головой во все стороны: не болит. Почти не болит... Только перед глазами рябит от обилия красок, яркого солнца, количества наблюдающих за нами людей.
– Который час?
– снова спрашиваю я.
– Начало второго, - отвечает Эмили, и я хватаю ее за руку.
– Что происходит?
– восклицает она.
– Куда ты меня тащишь?
А я тащу, еще как тащу. Подальше от любопытных зевак и двух санитаров, бегущих от больницы по мою душу...
– Мы опаздываем, - кричу на ходу, не выпуская руки своей Катастрофы.
– Ох как опаздываем.
– Куда? Ты можешь мне это объяснить?
– В ЗАГС, - улыбаюсь в ответ.
– Сегодня день нашей регистрации.
Вот тут Эмили буквально врастает в землю, и нам приходится остановиться.
– Какая регистрация?
– спрашивает она.
– Ты сказал, бумага была липовая.
– Липовая... если вовремя позвонить. Что я, конечно же, не сделал, - пожимаю плечами, -забыл за всеми этими треволнениями, - вскидываю брови, - сама знаешь, какими.