Родившийся обычным человеком, он не имел права на такой вид труда, поэтому работал по лицензии в конторе кира Кэннета, без права называть свое имя и подписывать им свои творения. Известность его работ росла, принося прибыль и популярность другому человеку, а он был вынужден оставаться в тени, довольствуясь крохами. С каждым аром росло отчаяние, а с ним и безысходность от того, что уже ничего не изменить.

Энтони привычно преодолел ступени и ступил на просохшую землю, без риска вляпаться в грязь по самые щиколотки, а может и выше, как это бывало в миноры дождей, когда вода с моста стекала вниз, образуя лужи и хлябь.

Откуда-то из-под моста послышался то ли сдавленный писк, то ли всхлип, то ли приглушенные рыдания. Энтони остановился. Тишина ночи вновь разразилась безмолвием. Судьба не сделала из него воителя, но и малодушием тоже забыла обделить. Мужчина обошел ступени и прислушался.

— Эй, — тихо позвал он, — есть здесь кто?

Всхлипов больше не было. Зато через несколько мен послышалось шуршание и шелест, как будто кто-то пытался отползти по траве еще глубже под мост.

Так и в реку недолго упасть.

— Я могу отойти, — спокойно произнес он, — а если нужна помощь — вылезай.

Безмолвие.

Потом шелест повторился, но уже слышно было, что он приближается. Из укрытия появилась девица. Одетая в белое то ли домашнее, то ли спальное платье, искусно расшитое ярко алыми розами, по всему подолу, воротнику, рукавам, как языки огня. Одеяние, может и домашнее, но явно не из дешевых. Даже в неярком свете огневиков глаз художника оценил изящную работу неизвестного мастера.

Девушка вдруг оступилась и чуть не упала. Энтони успел подхватить ее за локоть, помогая встать на ноги. Она испугано подняла на него глаза. С ярким ободком горящего пламени. Мужчина едва удержался, чтобы не отдернуть руку. Ни разу за все свои тридцать три ара он не стоял так близко к одаренному, а уж тем более не прикасался к нему. И сейчас испытал даже что-то вроде разочарования. Ее кожа была такая же теплая, как у любого человека, и такая же мягкая и нежная, как у любой молоденькой девушки. Правда, глаз таких он еще никогда не видел.

Хрупкая роза в горящем пламени.

Энтони зло одернул себя. Он — художник, поэзию оставим для стихоплетов.

— Вы, правда, можете помочь? — едва слышно спросила девушка.

Вот еще! Подавленная, испуганная, растерянная одаренная — для каждого обычного человека зрелище редкое, но несомненно приятное. И для него в том числе.

Энтони едва не застонал от досады. Как же они живут там в своих сказочных домиках, в своем закрытом высокой стеной мире (он попытался понять, сколько может быть лет незнакомке — аров двадцать не меньше), если в таком возрасте она была всего лишь маленькой перепуганной девочкой.

— Ты забрела в чужой двор и потерялась, малышка?

— Меня похитили, — губы незнакомки дрогнули, она беспомощно закрыла лицо ладонями. — Я даже не знаю, где я.

— О! Это просто — ты в Эфраноре!

— Я здесь недавно. Я не знаю этой части города и не смогу найти дорогу.

Энтони с трудом подавил тяжелый вздох.

— Я провожу, — обречено выдавил он из себя.

— Нет! — девушка испугано отпрянула, будто он сейчас схватит ее за руку и потащит в Верхний район.

Очень надо.

Она начала всхлипывать.

— Они убили… убили Малани. Они ищут меня. У меня получилось применить одну формулу и убежать. Если они увидят нас вместе и тебя убьют.

Лучшее, что он сейчас мог сделать — уйти. Пусть сидит под мостом и трясется от страха. Либо законники найдут, либо похитители. Так или иначе, у него своих проблем полно.

— Как же я могу помочь?

— Найди моего брата.

— Мне нужно поговорить с сэем Димостэнисом Иланди, — как только Энтони произнес это имя вслух, он со всей уже безнадежной силой понял, во что вляпался. Оставалось надеяться, что девчонка не сошла с ума, у нее не разыгралась воображение или, что совсем худо — не обострилось мания величия, и она отправила его по верному адресу.

Однако уже в средней части города можно было увидеть необычное количество народа для этого времени суток. К тому же весь город горел, огневиков было столько, как на празднование нового ара или заключительной части Бала Цветов. Повсюду суетились законники, люди в форме гвардейцев, даже каратели. И чем ближе он подходил к разделительной стене, тем сильнее это было заметно.

От стражников отделилась фигура и подошла к нему. У мужчины были темные длинные волосы, как принято было у благородных, смуглая кожа, черные глаза.

— Мое имя Лиарен Иланди. Ты можешь говорить со мной.

Энтони склонился в почтительном поклоне.

— Простите, сэй, — твердо произнес он, — но мне нужен ваш брат.

Благородный скривился, но ответить не успел, так как в освещаемый огневиками круг вышел молодой мужчина, приметно одних аров с ним самим, как успел заметить художник, вновь преклонив голову.

— Я тебя слушаю.

Сборище знатных сэев нервировало все более. Однако, несмотря на некую скованность, и чего уж греха таить, невольную оторопь, любопытство брало вверх.