Шрифт:
От горизонта до горизонта склоны, вершины не видно, только облака. Я смотрю вверх и пытаюсь представить себе, о чем думают боги, взирающие на мир с вершины Бесконечной горы.
Что бы сделал я, оказавшись там?
Плюнул бы вниз?
Вряд ли…
Слишком глупо и мелко.
Знаете, а ведь они видят почти то- же самое, что и мы – облака. Облака, на которые мы смотрим снизу вверх.
Получается, боги и видеть-то ничего толком не могут, кроме череды призрачных образов, возникающих, меняющихся и распадающихся.
Боги спят и видят сны…
Боги живут в мире иллюзий…
Разве могут боги разглядеть на поросшем лишайником и карликовой березой склоне крохотные фигурки, скачущие по обломкам скал как блохи по спине бродячей собаки…
Но эти жалкие незаметные человеческие фигурки – самая настоящая реальность.
Храмовники здесь развернулись. Двухэтажные деревянные бараки, ангары, грузовой терминал, склады, электростанция, водоочистные сооружения, котельные. Впечатляет, честное слово впечатляет. Конечно, можно и большего достичь за десять-то лет, но, говорят, боги не позволяют. Что-то им нравится, что-то нет. Одно можно строить, другое нельзя.
К хозяйству Храма примыкает большой палаточный городок паломников. Их тысячи. Они собираются группами и молятся:
«Да будут мои шаги легки и невесомы, да не пробудят они страшного зверя, обитающего среди камней. Да не коснутся его отвратительные жвала моих рук и да не коснутся его отвратительные жвала моих ног, да не узнает он вкуса моей крови и соков моего тела, ибо мой разум чист и прозрачен, как воздух в последний день уходящего лета.
Да накроет тень облака восточный склон, дабы солнце, стоящее в зените не выжгло мои глаза и не опалило плечи мои до красных волдырей.
Да поднимется сильный ветер, да унесут его порывы многочисленного зверя, чьи отвратительные челюсти отделяют плоть от костей моих.
Да не встречу я на своем пути острых камней, способных изранить стопы мои.
Да будет свободным дыхание мое, да сохраню я равновесие, когда буду спускаться по склону вниз.
Да сбудется по слову моему, ибо ведомы мне имена Стражей горы, и они знают меня, они слышат меня, ибо я есть Неподвижное Сердце».
Я искренне завидую части паломников, оказавшихся здесь в надежде прикоснуться к божественному. Как правило, это антропы после одной-двух модификаций, еще не морфы, еще не протезы, но уже не люди. Святая простота, очень близкая к той, что хуже воровства.
Они спрашивают: «Зачем все это?»
В смысле: «На кой черт существует то, что существует?»
И сами же отвечают: «Такова воля богов».
И все.
Мне бы так.
Взять бы и остановиться. Стать хоть немножко похожим на них.
Здоровяк назвал этих ребятишек мотыльками.
Мотыльки-однодневки.
Они льют слезы умиления, поют гимны, делают ритуальные приношения, лезут вверх по склону и больше никогда не возвращаются.
Такие дела.
Здоровяка отправили в Термитник, руководство посчитало, что его навыки брата-инструктора пригодятся для налаживания деловых отношений с Великой Сетью. Блондинчик остался что-то учитывать на грузовом терминале. Меня определили в группу технической поддержки Священной фрезы – огромного протеза, медленно ползущего по склону.
Храм прокладывает железную дорогу, соединяющую два опорных лагеря – западный и южный. Грандиознейший проект.
Так оно и пошло: впереди – скалы, позади – полоса размолотой в щебенку горной породы, облако пыли и цепочка преданных, подносящих сменные резцы с твердосплавными насадками. Тупая однообразная работа.
Рано утром я просыпаюсь, с трудом выползаю из спального мешка, потом еле передвигая деревянные ноги, плетусь в отхожее место, потом умываюсь у ручья и поедаю на камбузе невкусный завтрак. После чего до обеда таскаю резцы из передвижного лагеря к первой точке – это метров триста вверх. От первой точки вниз несу источенные резцы. Их восстанавливают и снова пускают в ход.
Вроде бы ничего страшного, но к обеду я уже ничего не хочу. Ни есть не хочу, ни пить. После обеда – то же самое до ужина, до полного ступора. Священная фреза расходует резцы сотнями и превращает преданных во вьючных скотов.
Первое время я пытался говорить со своими коллегами, но очень скоро отказался заводить новых друзей. Большинство из них полуантропы, одна-две модификации, мозгов как у таракана, только покорность и равнодушие. С их точки зрения лучше горбатиться здесь, чем подыхать на окраинах кластеров, или подключиться к Юго-Восточной Сети. Может быть они и правы, однако я скучаю по старым добрым временам.
Боги гневаются на нас.
Который день Бесконечная гора окутана густым туманом, холодный дождь не прекращается ни днем, ни ночью, и служители Урт-Аб, Храма Неподвижного Сердца, поют заунывные гимны, призывая богов сменить гнев на милость.
Странные ребята.
С одной стороны они богам поклоняются – приносят жертвы и все такое, а с другой стороны ползут и ползут вперед – к вершине. А там… Кто знает, что они устроят…
Священная фреза продолжает перемалывать гранит в порошок, для нее нет хорошей и плохой погоды. Резцы изнашиваются, на моих ногах нарастают новые мозоли, плечи стерты в кровь лямками рюкзака, колени разбиты, мышцы превращаются в жгуты.