Мощный выброс силы отбросил его к стене. Не готовый к нападению, он не успел дотянуться до своего серебра. Удар вышиб весь воздух из легких, сдавил грудь. Петля, наброшенная на шею, превратилась в удавку. Тонкой струйкой из носа пошла кровь.

— Тебе ничего не удастся изменить. Будь ты хоть трижды Изменяющим. Эта наша жизнь. Ее не исправить желанием лишь одного человека. Но сейчас это последнее предупреждение — не лезь в это дело. Никто, в том числе и я, не позволит тебе разрушить мир, который создавался десятками аров.

— Хватит! — Лиарен оттащил отца от брата. — Не хватало, чтобы это безобразие увидела мама! Нашли время выяснять отношения!

Лауренте тоже опомнился, распустил плетение, отошел от младшего сына.

Дим поднялся на ноги, слизывая кровь с разбитой губы. Прошел мимо отца и вышел на улицу. Остановился, пытаясь осмыслить произошедшее. То ли с вялым удивлением, то ли тихим ужасом понимая, что ничего не чувствует. Внутри все онемело или же душа, уставшая от бесконечной порки, сжалась в маленький нечувствительный комок и больше не отвечала ни на какие попытки причинить ей боль. Надо было что-то делать. Куда-то снова бежать, решать проблему, искать.

— Что ты намерен делать? — голос Лиарена за спиной.

— Найти своего ярха, — ответил Дим, только сейчас осознав, что стоит около стойла, где еще вечером попытался привязать Хоруна и сжимает в руках кусок отломанного бруска. — Похоже, он тоже меня бросил.

— Позови его.

— Не могу. Я не владею своим даром. Хьярт поврежден.

Внутри по-прежнему было глухо. Настолько, что не было даже сил что-то придумывать.

— Ты будешь искать Элени?

Димостэнис медленно кивнул.

— Как я могу помочь? — брат слегка поморщился, — впрочем, зачем тебе? У тебя всегда хватало помощников.

— Никого больше нет. Наверное, никогда и не было. Тридцать три ара пустоты.

Где-то еще совсем далеко натянулась первая струна боли. Наверное, онемение ему нравилось больше.

— Я верну сестру, не думаю, что они могли уйти далеко.

[1] Рогдар — столица северной квоты.

Глава 4

Милора услышала неторопливый стук копыт, выглянула в окно. На улице уже сгущались сумерки, поэтому различить нежданного путника было невозможно. Что ж! Может, еще и мимо проедет. Она не любила неожиданных гостей. Пятнадцать аров она жила в этой убогой деревеньке, казалось на краю земли, со своими детьми. Пятнадцать аров воспоминаний, тягостных раздумий, иногда сожалений.

Двадцать два ара назад ей казалось, что угроза, нависшая над двумя отступниками, обязательно обойдет стороной, что именно им повезет.

Ночь, стук в дверь, тревожный шепот.

— Вам надо уходить.

Самый родной ее человек. И не важно, что у него в груди. Одно сердца или два.

— А ты?

— Я присоединюсь позже.

Врал. Его глаза прощались.

— Нет.

— Мы знали, что этот день наступит. Семь аров, по-моему, не плохой срок для счастья.

Не плохой. Если не думать, что впереди могла быть целая жизнь.

Каждый день прошедших аров, как последний. Каждый день надежды, что все изменится, что настанут другие времена. Дали жизнь детям. Ростки веры в светлое будущее.

Ночь, лошадь, запряженная в повозку. Выросшая в деревне, она умела управлять не хуже любого мужчины. Пятилетняя дочка и полугодовалый малыш у нее в ручонках. Позади дом, очередной за эти ары, но уже успевший стать родным, впереди расставание и горечь разлуки, и в темноте маленький лучик. А может…

Старая хижина на краю города. Они давно приготовили это место. На всякий случай. У них всегда были такие места. В этот раз пригодилось.

Стук в дверь уже перед самым рассветом. Его друг.

— Вам надо уезжать.

— Но…

Яркие голубые глаза, с тонким синим ободком вокруг зрачка. В них молчаливый упрек.

— Он все сделал, чтобы не даться им в руки живым. Им больше нужны дети. Садитесь в повозку, я отвезу вас.

Несколько дней пути, смена лошадей, почти нигде не останавливаясь надолго.

— Здесь я вас оставлю, — он слез с повозки, отдал ей поводья. Расстегнул куртку и достал из-за пояса два увесистых кошеля с золотыми. — Этого тебе хватит на некоторое время.