– И что же вы?

– А что я? Я решил, что раз никто не хочет покупать свободу, пусть покупают еду. Вы знаете, сколько стоит этот ятаган? – Торн снял со стены изогнутый клинок с нефритовой рукоятью, в основании которого переливался всеми цветами радуги неизвестный Блойду камень. – В Горсемхолле вы не найдете такого и за несколько тысяч золотых. А здесь он обошелся мне в одну миску чечевичной похлебки да корку черного хлеба с отрубями… Но некоторые из них такие скупердяи, Блойд. Вы даже представить себе не можете. Готовы подохнуть с голоду за свои несчастные серебряники. И дохли, кстати. Но вы и тут мне помогли, дружище. Вы помните, как мы с вами ругались из-за тех двух оружейных складов, которые вы заставили меня переоборудовать в карцеры? Как я теперь вам за них благодарен! О, они способны выпотрошить любого, даже самого жадного из всех скупердяев этого мира! Я, правда, внес в них некоторые конструктивные изменения, чтобы немного повысить их эффективность. Но я не буду вам рассказывать, какие именно. Пусть будет для вас небольшим сюрпризом. Не дай Бог, вам туда попасть, но если придется, вы непременно оцените, я уверен, – Торн недобро усмехнулся. – Скажу только, что всего через несколько часов вы готовы будете отдать все что угодно, чтобы только вырваться из карцера. Так что постарайтесь туда не попадать, друг мой.

От слова «друг» Блойда передернуло.

– Нет, Бен, я вам не друг. По крайней мере не нынешнему Бену Торну – это точно. Знайте, что тот Бен, который меня ненавидел, который жаждал моей смерти и целился мне в спину, был мне намного ближе и вызывал гораздо больше уважения, чем тот, который сегодня называет меня другом. Жаль, но тот Бен, похоже, умер… Знаете, что я заметил, Торн? Вы перестали чертыхаться во время разговора. Помните, я говорил Вам тогда: «Вы слишком часто поминаете черта. Если часто кого-то звать, он может и откликнуться». Похоже, теперь вам уже не нужно звать того, кто и так уже безраздельно над вами властвует.

Торн вонзил свой гневный взгляд в узника под номером 824, но овладел собой.

– Вы можете думать что угодно, Блойд. Но тем не менее я все-таки чувствую признательность за то, что вы вольно или невольно сделали для меня. Послание Императора, как вы сами слышали, ограждает вас от методов физического воздействия. Но им же предписывается соблюдение всех условий содержания, которые подобают государственным преступникам, осужденным за измену Эссентеррии и Его Императорскому Величеству, а также за вооруженный мятеж. Я не могу нарушить приказ Императора. Поэтому вам придется отбывать наказание в обычной камере. Снять с вас оковы по той же самой причине я тоже не могу. Но я позабочусь о том, чтобы вы не испытывали нужды в нормальном питании. Если у вас будут какие-то просьбы или пожелания, которые не выходят за границы разумного, я с радостью окажу вам свою помощь. Для вас также действует запрет на всяческое сношение с внешним миром. Но… Если у вас появится желание послать весточку на Большую землю, разумеется не крамольного характера, то я смогу вам оказать такую услугу…

– Отведите меня в камеру, – прервал коменданта Блойд.

– Ну что ж. Извольте. Но все же имейте в виду, что если вам что-нибудь понадобится, вам есть к кому обратиться. Я надеюсь, у вас еще возникнет желание скоротать время за дружеской беседой со старым комендантом. Я буду рад.

– Прощайте, Торн.

Блойд подобрал свисающую цепь, тяжело поднялся с кресла и направился к выходу из комендантского кабинета.

Большие напольные часы с изящным серебряным механизмом за резной остекленной дверцей пробили восемь раз. Звук их, глубокий, мощный и богатый, как и все в этом доме, наполнил гостиную. Все гости уже успели поприветствовать друг друга, перекинуться парочкой ничего не значащих, но подобающих для такого случая фраз и занять места за пышно сервированным столом. Ждали лишь хозяина дома.

Одновременно с восьмым ударом часов двери в гостиную отворились, и к гостям вышел сам хозяин – Лорд-Канцлер Конер Термз.

– Добрый вечер, друзья мои, – поприветствовал Конер присутствующих и сделал предупреждающий жест рукой. – Сидите, сидите, господа! Давайте без церемоний и условностей. Вы не на Совете Лордов, вы у меня в гостях. И я настаиваю, чтобы вы чувствовали себя как дома.

Конер занял пустующее место во главе стола, смахнул, расправляя, салфетку и дружелюбно улыбнулся собравшимся. Слуги, не дожидаясь дополнительных указаний, словно выросли из ниоткуда за спинами сидящих за столом гостей и наполнили их кубки старым дорогим вином.

– Ваше здоровье, господа достопочтенные Лорды! – провозгласил Конер и первым осушил свой кубок.

Господа достопочтенные Лорды не замедлили последовать примеру хозяина и зазвенели кубками.

Стол сразу оживился, замелькали проворные руки слуг, предлагающих гостям закуски на любой вкус, забренчали столовые приборы, заскребли по тарелкам ножи, тут и там завязались разговоры вполголоса.

После третьего тоста гости и вправду уже чувствовали себя как дома. Тугие воротнички были распущены, позы стали расслабленней и вольяжней, разговоры громче, а шутки откровенней.

– Признавайтесь, дорогой наш Конер, – вдруг громко на всю гостиную воскликнул Трез Беглс, успевший опередить всех присутствующих по количеству выпитого как минимум вдвое. Он с самого начала знаком указал обслуживающему его слуге, чтобы тот не смел никуда удаляться, и с частотой кочегара, подбрасывающего уголь в топку, подставлял ему свой опустошенный бокал. В конце концов, слуга уже не ставил графин на стол, а смиренно держал его в руках, то и дело подливая вино в подставляемую посуду. – Признавайтесь, для чего вы нас здесь собрали. Я слишком хорошо вас знаю, Конер, чтобы поверить, что у этого великолепного стола нет никакой веской причины! М-м-м, какое замечательное вино, Термз, просто амброзия. Вам, верно, спустили его прямо с Олимпа расщедрившиеся боги, – просмаковал Беглс, залив в себя очередную порцию рубинового напитка.