– Не приходите больше вместе, – прокричал он нам вслед, – потому что, когда вы вместе, вы смеетесь всю службу и сбиваете меня с толку!

Бедный священник, он очень заикался, пока нас отчитывал. У него были смешные очки с толстенными линзами, напоминающими дно бутылки. Его ноги были длинными, словно у циркового клоуна. Один раз, когда он попытался погнаться за нами, его ноги запутались в рясе, и он упал. Мы же согнулись от смеха, что просто взбесило священника. Если бы он нас догнал – как добрый священник, научил бы нас праведной жизни! Он бы нам задал! Кто знает, мне кажется, у него тоже была болезнь Альцгеймера, потому что он вечно что-то забывал. Скажу по правде, иногда мне вообще кажется, что эта болезнь есть практически у всех. Извините, но у меня сложилось такое впечатление…

Как бы там ни было, я была так счастлива, что снова встретила сына, что у меня вылетели слова, совершенно лишенные смысла:

– Это я, посмотри, я – твоя мать. Ты меня помнишь, узнал?

Я уже и сама поняла, что задавала абсурдные вопросы. И это заставило меня смеяться еще сильнее.

Смех для пожилых людей – ценный ресурс, очень трудно от него отказаться, потому что, когда мы смеемся, как бы плывем по течению, даем свободу и принимаем то, что жизнь пролетела в один миг, как сон, но перестаем постоянно об этом думать.

К счастью, мой сын не был таким же несимпатичным, как тот священник. Он тоже заулыбался. И для меня его улыбка – это солнышко, которое выходит из-за облаков.

Я заметила, что сын как-то странно на меня смотрел. Тогда я еще не знала, что мне придется привыкать к таким взглядам даже со стороны сыновей. Наверное, они думали, что я идиотка или сумасшедшая. Я это поняла: когда люди думают о тебе нечто подобное, у них всегда бывает именно такой взгляд…

Много раз я хотела сказать детям: «Отдайте меня в пансионат, отправьте в дом престарелых и не переживайте! Живите своей жизнью перестаньте ухаживать за мной!»

Потому что знаю, что они наверняка думали об этом… И наверняка им в голову тоже приходила мысль отдать меня в какой-то пансионат и где-нибудь закрыть. В какой-то степени они правы, ведь ухаживать за старухой – нелегкий труд.

Мне не хватало смелости сказать им, чтобы отправили меня в дом престарелых или пансионат.

Я боялась. Делайте со мной что угодно, но одиночества я не переживу. Оно меня уже давно убило бы.

– А ты который из моих сыновей? – спросила я его.

Наконец-то я успокоилась и перестала смеяться. И прежде чем он ответил, постаралась опередить его, чтобы показать свою хорошую осведомленность и добрые намерения.

– Ты Иван?

Он вдруг стал бледнее полотна.

– Мама, Иван – это кто? – спросил он тихим голосом.

– Это один из моих троих сыновей, разве не так?

– Что значит «троих»? У тебя двое детей.

Его лицо выражало разочарование или даже испуг, поэтому я перестала разговаривать. Теперь мне было стыдно: что же я была за женщина, если даже не помнила, сколько детей родила?

В тот же день вечером пришла та молодая женщина – красивая блондинка, наверняка владелица этого пансионата или хозяйка дома. Я ей доверяла, поскольку никого другого здесь не было, а я не у себя дома. Поэтому я набралась смелости и сказала ей, что веду маленький дневник и не показывала его никому, потому что не было смысла: в тот момент я затруднилась бы сказать, куда именно его положила. Я попросила ее помочь мне вести записи, и она согласилась.

– Давайте вы будете мне диктовать, – сказала она, – а я буду все записывать, каждое слово.

Я спросила ее о своих сыновьях, и она ответила, что знает их.

– Всех троих? – спросила я.

– Двоих, – сказала она.

Тогда я взяла ее руки в свои и излила ей душу.

– Никто об этом не знает, но у меня трое детей, только третьего я должна была держать в тайне от всех. Это история, о которой знаю только я. Пожалуйста, не выдавай меня. Я расскажу обо всем, когда наступит подходящий момент. И когда найдешь мой дневник, расскажи об этом моим сыновьям. Они поймут. Ты поняла меня? Мне нужно сейчас отправиться в Петину и закончить свитер для Пеппино.

– Да, понимаю, – ответила она, кивая.

– Значит, выслушай меня, потому что я боюсь, что все обо мне забудут! Что меня вычеркнут из жизни. Что будет так, будто меня никогда и не было на свете. Понимаешь, о чем я говорю?

Она улыбнулась мне и кивнула:

– Да, сеньора, понимаю…

Я тоже кивнула головой. У меня наворачивались слезы при мысли, что все обо мне забудут!

– Даже я сама скоро забуду, кто я. И то же самое сделают мой муж Пеппино и сыновья. А меня здесь задерживают, в этой деревне в горах, а на улице идет снег, и вокруг война, а я не могу вернуться в Неаполь!