С Музаффаром Габриэль не разговаривал. Тот по-прежнему держался с ним на расстоянии размером в пропасть. Пять раз в день сарацин совершал намаз, а остальное время смотрел на море.

Но однажды надменный араб снизошел до разговора с кафиром. Поужинав и помолившись каждый своему Богу, мужчины стали укладываться спать. (Для ночлега им отвели дощатый настил под навесом.)

— Как тебя зовут? Ты ведь, кажется, франк? — вдруг спросил сеид и уселся, скрестив ноги.

— Франк, — ответил шевалье, удивленно вскинув бровь. Он передумал ложиться и присел на соломенный тюфяк. — Меня зовут Габриэль д’Эспри.

— Сложное имя, да и сам ты непростой.

Пожевав губами, Музаффар замолчал. А Габриэль с любопытством ожидал продолжения. Не интерес же к его имени заставил сарацина прервать трехнедельное молчание!

— Зачем ты мне помогаешь? Ведь после выкупа ты останешься моим рабом. А пираты — твои единоверцы и могли бы сжалиться…

— Подслушанный разговор не оставил мне выбора. — Покусывая соломинку, шевалье осторожно пытался выведать мысли собеседника. — А вот с вами я могу надеяться на благодарность. Во всяком случае, вы меня не убьете.

— Не убью! — охотно подтвердил сеид. — Откуда ты знаешь арабский? Неужели выучил за год на галере?

— Мне легко даются языки: слушал, запоминал…

— Образование — это хорошо. А я вот писать не научился, думал, достаточно иметь в доме писарей. Ошибся… — И Музаффар на полуслове оборвал беседу.

Не дождавшись продолжения, Габриэль откинулся на спину и задумался. Рассчитывать на то, что высокомерный сарацин проявит чувствительность, не приходилось. Вряд ли Музаффар решит отпустить его на все четыре стороны. Но даже если представить, что ему, Габриэлю, удалось внезапно обрести свободу… Как выбраться с этого затерянного острова? Куда идти? У него нет ни оружия, ни коня, ни денег, ни даже приличной одежды. Кому он — нищий — нужен на Святой земле? Может быть, вернуться во Францию? Для этого, опять-таки, нужны деньги, да и не хочется ему пока возвращаться на родину. Тяжелые навязчивые сны все еще напоминали ему о Сабине…

— Мальчишки тебя полюбили, а дети хороших людей чувствуют, — неожиданно донесся из темноты голос мусульманина.

Габриэль промолчал, притворяясь спящим, и еле заметно улыбнулся.

— У тебя есть семья? — спустя несколько дней по-прежнему без предисловий спросил у Габриэля восточный вельможа.

— Нет, — односложно ответил шевалье. Эти странные беседы не могли не удивлять его.

— Молод, не успел, — закончил за него араб.

И вновь — недельное молчание.

На скалистой возвышенности Габриэль с мальчишками расчистил небольшую площадку, где стал проводить занятия по рукопашному бою. Очередное обучение закончилось, как обычно, весело галдящей свалкой, и, глядя на это, Музаффар снисходительно усмехнулся. Он иногда наблюдал за этими занятиями. Подойдя ближе к шевалье и не отрывая взгляда от синего горизонта, мусульманин тихо произнес:

— Если благодаря Аллаху все пройдет успешно, ты будешь помогать моему катибу [83] вести переписку и оформлять договоры с заморскими купцами. Через два года станешь свободным и уйдешь, если захочешь. — Загадочно ухмыльнувшись, он пристально посмотрел на Габриэля.

Несколько мгновений мужчины состязались в твердости взгляда.

— Выбор у меня невелик. Согласен, — наконец отозвался Габриэль, поглаживая ладонью затылок и с трудом скрывая облегчение.

Его расчет оправдался: он не ошибся, разглядев в мусульманине благородство.

Выкуп, благодаря Аллаху или какому-то другому богу, прошел без неожиданностей. Каждая из сторон жадно стремилась получить свое: венецианцы — требуемые деньги, сарацины — живого и невредимого хозяина. Сделка совершилась, и галеры разошлись в разные стороны.

***

Дамаск — огромный мусульманский город — произвел на франкского рыцаря большое впечатление, дом же Музаффара его просто ошеломил. Да и домом это белое, будто кружевное чудо трудно было назвать. Дворец, не иначе! Как и все жилища восточных богачей, он был построен четырехугольником, замыкающим внутри себя двор и сад. В здании было несметное количество залов и галерей, украшенных прохладными фонтанами и напольной мраморной мозаикой. Под потолком вились замысловатые узоры арабской вязи, а вдоль стен стояли разноцветные сундуки из редких пород дерева. За невесомыми занавесями красовались пушистые ковры и парчовые подушки. Повсюду сияла чеканная посуда из бронзы и серебра, расставленная с умышленной небрежностью.

Сразу по возвращении Музаффар отыскал своего главного катиба в комнатах первого этажа, где велась деловая переписка.

— Почтенный Омар, ты читал письмо с требованием о моем выкупе?

— Да, мой господин, я имел удовольствие первым узнать о том, что милостивейший Аллах сохранил тебе жизнь, а также о сумме выкупа, — ответил секретарь и низко, но с достоинством поклонился.

— Скажи как ученый муж, письмо написано грамотно?

— О да! Его составили на классической латыни, без ошибок.

— Послание о выкупе написал этот франк, — и Музаффар жестом указал на стоящего позади него Габриэля. — Ты часто жаловался на отсутствие помощника, хорошо владеющего латынью, теперь он у тебя есть. Выдай ему необходимую одежду и покажи место ночлега.

Омар — высокий, но очень сутулый пожилой мужчина — неприязненно взглянул на кафира, однако, не смея ослушаться хозяина, сделал все, что требовалось. В широком красном халате, испачканном чернилами, и с лысой головой под постоянно съезжающей набок чалмой старик выглядел довольно нелепо. Но, встретив одухотворенный взгляд его подслеповатых глаз, Габриэль сразу же позабыл о его внешности и почувствовал к Омару симпатию.