Волки, словно по команде, повели ушами и склонили свои грозные морды на бок.

У-у-у, гады, ещё и время тянут.

Позади жалобно скульнул лисёнок.

Услышав рыжика, один из волчар, серая шерсть которого была более тёмного оттенка, чем у других, дёрнулся в его сторону.

— А ну, стой, серомордый, хрена с два ты его получишь! — угрожающе крикнула я, сквозь сцепленные зубы, чтобы не испортить всё их трусливым перестуком.

Мне показалось или эта громадина выпучила глаза и, недоумевая, переглянулась с остальными? А чего это они так смотрят друг на друга, словно беззвучно переговариваются?

Да что за странные звери в этом мире?!

— Эй, ты, да-да, я к тебе обращаюсь, тронешь его, и я отрежу тебе ухо! — Серомордый моргнул и кинул какой-то совсем уж растерянный взгляд в сторону своих подельников. На секунду мне показалось, что он понял мои слова. Да ну, бред! — Хочешь стать одноухим? Хочешь?! — я испуганно «стращала» волка, а тот, почему то пугался и пятился за спины своих друзей. Неужели и правда понимает? — Да, да, отрежу! А подумай, кто потом полюбит одноухого? А? Да не одна нормальная волчица не взглянет в твою сторону! Кому захочется выхаживать одноухих волчат?

Зря я, наверное, это сказала, потому что волк, который стоял ближе всего к нам с лисёнком, раздражённо рыкнул и пошёл на меня. Вместо того, чтобы в конец испугаться или перехватить нож покрепче, я подумала, что это, наверное, дама сердца того волка и сейчас она мне будет доказывать свою любовь к нему.

И мне стало… неловко.

— Прости, я не хотела обидеть твоего жениха, — сказала приближающейся волчице, — не стану я его калечить, и детки у вас будут самые красивые и со всеми ушами…

Тут я окончательно сошла с ума, потому что мне показалось, что один из пушистых серых громадин засмеялся. Не как человек, конечно, а весьма так колоритно по-звериному. Но, а как иначе назвать то, что третий волк, который пока никак себя не проявив, вдруг рухнул на землю и, катаясь по траве, начал издавать короткие рычащие звуки, что вполне можно было принять за смех.

Ну и ну…

Я вернулась взглядом к волчице и невольно сделала шаг назад, почти вплотную приблизившись к лисёнку. Если взгляд мог убивать, я была бы уже мертва.

Да что происходит? У меня с голоду галлюцинации начались? Мало мне разумного лиса, так ещё и волки резко очеловечились.

— Так, ребята, — шумно выдохнула я, качая головой, — или мы продолжаем то, на чём остановились, или я окончательно тронусь умом, и тогда вам же будет хуже. Это пока не научно доказанный факт, но вполне допускаю, что сумасшествие заразно.

Угроза подействовала, и волчица глухо зарычала. Остальные поддержали её громким рыком, перестав строить из себя домашних животных, а я приготовилась продать свою жизнь подороже, со всех сил сжимая нож в руке.

Но волки не торопились нападать, они рычали и рычали, а волчица вдруг издала какой-то особо переливистый рык, который отозвался у меня внутри лёгкой вибрацией.

Я замерла и настороженно прислушалась к себе.

Со мной творилось что-то странное. Дыхание сбилось, делаясь глубоким и резким, от чего грудь заходила ходуном. По всему телу прошлась горячая волна, обжигая кожу и плавя внутренности, а на лбу выступили капельки пота. Нож выпал из ослабевших рук, и я стёрла капельки пота дрожащими пальцами. В голове резко зашумело, и реальность перед моим взором подёрнулась туманной дымкой.

Что происходит?

— Замолчите… замолчите вы… — выдавила из себя заплетающимся языком, — что вы за звери… такие?

Вымолвив это, покачнулась и кулем свалилась перед волчицей. Та снова издала тот переливистый рык, и моё тело выгнуло. Заорав от дикой боли, вцепилась скрюченными пальцами в землю.

Лисёнок вдруг жалобно заскулил, но в его сторону зло рыкнул серомордый.

— Не рычи… на него… морда…

Новая волна боли ухнула в мои клетки и, взрывая атомы, лишила способности дышать. Из горла вырвался сдавленный хрип, выпуская последний воздух, и я умерла.

Снова.

Моё тело было легче пёрышка.

Раскинув руки, словно крылья, я нежилась на мягких тёплых облаках, испытывая ни с чем несравнимое чувство покоя и умиротворения… пока, раздавшееся рядом сонное сопение не спустило меня на землю.

Глаза распахнулись помимо воли и удивлённо узрели деревянный потолок, нависший надо мной ореховым полотном, а потом и мелкого мальчишку, который сладко спал рядом и вовсю пускал слюни на мою ладонь.