— Но…

— С каких пор она должна этим заниматься, м-м? Слушай внимательно. Мне она дала право на всю эту чепуху. И так было всегда. А в тебе, я так понимаю, заговорили страх и желание воспользоваться чужими силами?

— Не то что бы… — человек уже жалел, что начал.

— Или же… Ты считаешь, что я плохой руководитель, только потому, что вы не в состоянии нормально выполнять свою работу?

— Я просто…

— Ладно уж, договаривай.

— Хотел убедиться, что Ваши действия правомочны.

Эйи вздохнул и медленно приложил руку к лицу. Затем так же медленно отнял её и тихо сказал:

«И на этих людях держится вся организация… И жизни этих людей я изо всех сил сохранял для этого момента…»

Он стоял, опершись о стол, смотря в его чёрную непроницаемую поверхность. Тут сквозь тишину пробился отчаянный голос:

«А кто может знать наверняка, сохраняли Вы наши жизни или же заботились о собственной шкуре?»

Это сказал какой-то довольно молодой человек; очевидно, ему хотелось как-то ответить на оскорбления. Остальные посмотрели на него неодобрительно — в его словах не было смысла, к тому же, часть особо проницательных людей уже с интересом ожидала развязки.

Эйи резко поднял прямое, спокойное лицо.

«Подойди».

Человек поколебался, однако затем быстро встал и агрессивной, нервно-подпрыгивающей походкой приблизился к Эйи. Они пару секунд смотрели друг другу в глаза; затем Эйи размахнулся и дал ему пощёчину, так, что тот пошатнулся.

«И тебе ещё наглости хватает мне такое говорить. Да ты же, ублюдок, сам ко мне приползал, когда у тебя силы кончились, ты думаешь, я вас не запоминаю?»

Оправляясь и потирая щёку, человек, кажется, раздумывал, ответить ли ему чем-то. Затем он всё-таки решил не отвечать — не очень хотелось занять место лежащего у стены, который, кстати, очнулся и теперь непонимающе озирался по сторонам. Кинув на него мимолетный взгляд, Эйи внутренне вздохнул с облегчением.

«Может, кто-то ещё считает, что я спасал собственную шкуру?»

Никто так не считал; все смотрели либо прямо перед собой, либо на Эйи; напряжённая тишина отражала малейший шорох и даже хруст пальцев Винтерхальтера на заднем плане, который решил, что если уберет руки за спину, то можно хрустеть спокойно.

«Больше желающих высказаться или задать вопросы нет?» — спросил Эйи, оглядывая всех, горько улыбаясь.

Тишина была гробовая. «Хрусть».

«Знаете, теперь даже не представляю, что с вами делать… Не то чтобы я пришёл сюда с какими-либо надеждами, но всё ещё хуже, чем я думал… Вы не неспособны, вы просто не хотите. Пожалуй, я..» — он сделал паузу, — «Я не в состоянии командовать… этим…»

Он снова уронил лицо в ладонь, постояв так какое-то время, затем резко поднял голову, посмотрел на всех твёрдым взглядом и сказал:

«Я складываю с себя полномочия Главнокомандующего. Делайте что хотите».

По помещению прошёлся взволнованный шепоток. Многие пытались разглядеть за Эйи лицо Лоренса, чтобы хоть как-то уловить обстановку — он был непроницаем: лицо каменное, будто выточенное, в почти неподвижных глазах отражаются холодные блики.

Руки Эйи после этих слов беспомощно повисли; он, казалось, собирался развернуться и уйти, но на повороте вдруг закрыл рукой лицо и оперся другой о стол. Плечи его слегка затряслись.

«Это немыслимо, просто невероятно… Всё это время… Все эти усилия… Да вы хуже людей… Эти хоть насмерть сражаются, если прижмёт, не говорю уж о том, что условия у них гораздо хуже. Всё это время… я доверял кучке предателей…»

Он резко отнял руку от лица и задрал голову кверху.

«За что мне это всё, а? Ну скажите, за что мне наблюдать, как вся моя жизнь и деятельность скатились к чертям по вине каких-то нерешительных придурков? Которые даже не осознают, что это не только моя жизнь скатилась к чертям — это они и сами туда катятся, за что же вы до этого боролись, за что вам люди доверяли, о, да это же бесполезно…»

Он уже не скрывал слёз, и говорил срывающимся голосом. Затем, наконец, повернулся, и медленно направился к выходу. Люди сидели на местах, и только когда Лоренс повернулся, чтобы уйти за ним, один человек встал и сказал:

«Я ухожу с Вами».

Эйи повернулся с надеждой в лице; в нём также, если присмотреться поближе, можно было уловить довольство собой.

— Но ты ведь даже не знаешь, куда я ухожу и что собираюсь делать, — сказал Эйи.

— Мне всё равно, — ответил тот. — Хоть я и не лучше других, но я согласен с Вашими словами и не желаю больше оставаться среди остальных, если они намерены продолжать в том же духе. Мне противно.

Проходя мимо Винтерхальтера, человек спросил:

— Вы позволите?

Лоренс кивнул в сторону Эйи; тот сказал:

— Что ж, благодарю за преданность и здравый смысл.

Ещё несколько человек поднялись с мест и молча проследовали за троими.

Когда дверь закрылась, с места вскочила та самая женщина, ответившая в начале на вопрос Эйи, положила руки на стол и заговорила яростным, приглушённым голосом:

— А вы что сидите, идиоты?! Хотите командования лишиться? Он — самый сильный человек в организации, не считая главы, которая, впрочем, участие принимать вряд ли собирается — но это не важно; вы что, думаете, с вами эти церемониться будут? Да им что мы, что люди — мы даже хуже…