Это было — явь или бред больного воображения. Часы проходят превращая ночь в день, а день опять в ночь и я знаю что нахожусь в больнице, что лежу на широкой кровати новой палаты, но у меня нет ни сил ни желания заставить себя подняться. Если кто-то входит или выходит я замечала его; понимаю слова произносимые над изголовьем, но не могу им ответить. Мои губы и тело не желают подчиняться разуму. Весь смысл жизни неожиданно исчезает. Мой счастливый круг семьи разорван и этот разум отвергает бесконечно одинокую душу.

Матери почти нет рядом, Камолу самому нужна помощь. Те некоторые часы когда мама сидит рядом со мной, я не могу ничего спрашивать. Я вижу как она ели удерживается чтобы не разразится потоками отчаянных слез, и претворяется ради нашего спокойствия сильной женщиной. Она лишь озабоченно наблюдает за мной вслушиваясь в мои вздохи и изредка шепчет, как любит меня.

Утром двадцатого марта меня навещает директор. Стоя рядом с моей кроватью, он тихим и спокойным тоном (каким обычно говорят рядом с больными) выражает свое соболезнование о нашей утрате. В этот день он молчалив и скромен в проявление чувств. Он стоит у окна и смотрит куда-то в даль. От этого я бесконечно благодарна ему. Самое что утруждает меня в этот момент это быть с людьми разговорчивой. И видимо директор это, поняв, говорит маме.

— Она выглядит совсем потерянной.

— К сожалению.

— Но я надеюсь что скоро она поправится.

— Врачи говорят — это последствие психической травмы.

В безмолвие проходит еще одна неделя. Я возвращаюсь домой и чувствую как его не хватало мне. Те самые стены те самые комнаты, обстановка, цвета, все они кажутся мне намного милее холодных оттенков больничной палаты. К тому же все это напоминает об отце и ничто на свете не может обрадовать меня так как память о нем. Войдя за порог я замечаю его зонтик и запылившуюся обувь. Трепетно беру их и впервые за столько времени улыбаюсь. Потеря изменила мой внутренний облик. Теперь я превратилась в робкую девушку с иными мыслями совсем непохожими на прошлые безмятежные чувства. Пройдя в свою комнату словно в крепость за которой столько времени была защищена от всех невзгод я предаюсь тихой спокойной скорби. На десятый дней непрерывного покоя, я встаю с постели и начинаю самостоятельно ходить по дому, но еще не решаюсь заговорить. Мама следит за мной и становится свидетельницей моих внутренних изменений. Я действительности чувствую как повзрослела, мой дух окреп, а страхи покинули разум оставляя все во впечатлениях прошедшего детства. Все прежние мысли теперь кажутся глупыми и ненужными. Выхожу на улицу и смотрю на солнце сквозь прозрачные стекла жизни. Оказалось оно уже вовсю озаряет землю. На замену холодным ветрам приходит прохладный и свежий воздух. Природа проснулась и облачилась в свое прекрасное одеяние. И ни капли горести ни крохи страдания не присутствует в нем. Деревья позади нашего дома расцвели и теперь источают ароматом свежести. Конечно мама остерегает меня от всяких опасностей ежеминутно напоминая о мерах предосторожности и стерильности.

— Бог дал тебе новую жизнь цени его, — говорит она взволнованно. Отправляясь в школу, первым делом я захожу к директору как велела мама.

Он широко улыбается словно действительно рад моему возвращению и ничего не знает о случившемся. Я отвечаю взаимной вежливостью и ухожу в класс. В классе меня встречают весело. Девочки по очереди обнимают, а мальчики дружелюбно здороваются и начинают расспрашивать про болезнь. Но от чего-то эти двадцать учеников в одночасье кажутся мне целой толпой абсолютно чужих людей. В течение ряда нескольких лет я была связана лишь с одной Нилу такими крепкими узами дружбы что кроме ее общения ни с кем другим не говорила. Эта связь образовалась само с собой ни каких усилий оградится от общества я не предпринимала. Наоборот это общество постаралась предоставить мне полное одиночество и в то время когда Нафиса и Санифа расширяли свой круг общения я с Нилу все больше и больше отгораживались довольствуясь маленьким кольцом, связывающим нас единым оковам. Нилу принесла с собой в мою жизнь ту атмосферу радости которая так была необходима мне. Я переняла у нее все те качества которые называются главными, а именно легкость и понимание.

Научилась любить мир и делится счастьем. Нилу была для меня больше чем просто подругой скорее сестрой, а может быть и наставницей. И теперь когда я чувствую острую потребность в ее согревающих общениях то понимаю, что прежняя замкнутость возвращается ко мне. Я сбрасываю все наигранные манеры победителя.

Я сажусь за свою парту, но вдруг ко мне подходит Нафиса.

— Это мое место.

Я слегка улыбаюсь подумав, что вероятно она сошла с ума. Но если и так, то это очень агрессивное и необычное помешательство. Она встает перед партой выпрямив осанку и я замечаю, что за этот период она подросла и похорошела. Ее лицо обрело очаровательный вид, а движения уверенность. И я чувствую ее физическое превосходство над собой, и не могу ничего поделать с этим чувством.

— Теперь я сижу здесь!

— Разве?

— Тебя не было почти весь учебный год и потому тебя заменили. Ты больше не президент класса!

— И кто же теперь, ни ты ли случайно?

— Не имеет значения кто, все знают, что ты теперь немощна. Но если сказать прямо, ты не полноценный человек с одной почкой и поэтому лучше не спорь со мной. Так что вставай и проходи назад.

Класс утихает, когда я подчиняюсь и прохожу назад. Все оглядываются, но никто не может сказать хоть слово. Я сажусь в уголке рядом с окном и после этого весь день созерцаю природу. В промежутке моего созерцания учитель вызывает меня к себе. Расспрашивает и дает материалы по пропустившим темам. Утомленная бесконечными вопросами к обеду я чувствую сильную слабость и еле пройдя биологию отпрашиваюсь от химии. Мама издает вопль, когда я вхожу со стопкой книг на руках.

— Сейчас же брось! — Кричит она и вырывает книги с моих рук. — Зачем ты подняла такую тяжесть?

Я отвечаю, — учителя наградили меня ими за мой долгий отдых, — но мама не понимая шутку еще сильнее паникует.

— Не смей больше поднимать тяжесть! Или тебе надоело жить?! Оставив сумку в прихожей я беру только тетради и прохожу к себе в комнату. Первый школьный день после долгого отсутствия не принес ни каких новых ощущение, а казалось бы я должна была отвлечься или хотя бы была на то надежда. Но этот решающий год, когда я должна изо всех сил стараться достичь своей мечты, теперь всё превращается в непонятный ком. Могла ли я шестнадцать лет назад поверить, когда мне сказали бы что я убегу со школы и буду бродить по улицам без цели и мыслей в голове. Нет, наверное бы я от души посмеялась ибо это было бы так же нереально, как если бы сейчас я оказалась в прошлом раю. Однако на завтра я так и поступаю. Сердце верный советник; оно никогда не обманет в отличие от зыбкого разум. Я убеждаюсь в этом, когда вопреки пустым мыслям судорожное биениям сердца приводит меня к могиле отца. Было около трех часов, солнце горело со всей силой ослепляя голые могильные холмы. Гора на которой покоится отец, живет своей мрачной тишиной и любой поднявшийся туда может с легкостью в одночасье унестись в дали таинственной вечности, позабыв реальность. Но вопреки всему свист ветра не допускает забыть о существовании жизни. Я опускаюсь на колени рядом с ним и наконец нахожу свой покой. Тишина холмов и тонкий свист ветра помогают растерянным мыслям собраться по крупицам. Сидя на холодной земле и подняв лицо к солнцу я представляю его образ. В этих мечтах я вижу его, говорю с ним и даже пытаюсь остановить его когда он собирается покинуть мои мысли. Возможно кто-нибудь назовет это сумасшествием, но пусть оно будет таковым, мне легче жить сумасшедшей нежели несчастной разумной. И возвращаясь домой я уже чувствую себя гораздо спокойней. Прохожу улицу в первые медленными шагами возможно от того что сознание уже ничего не воспринимает всерьез. Моих глаз видевших смерть уже ничто не пугает. Но поднявшись на выступ я замечаю, как директор выходит с наших ворот. Думаю быть может он пришел проверить не заболела ли я снова, что перестала посещать школу, но догадки еще сохранившие ясность ума разрушают все. Я вхожу во двор в то время как Ка собирается выбежать на улицу. Останавливаю его и спрашиваю зачем приходил директор.

— Свататься! — Кричит он недовольно и вырвав руку бежит вниз. Лезвия совести неожиданно начинает потрошить меня. Я вспоминаю отца совсем еще недавно сидевшего в зале и смеющегося с директором и думаю какая же я глупая, пыталась сбежать от судьбы. И как я могла быть такой эгоистичной как посмела ранить чувства того кто так сильно любил меня. Ведь все, что он делал, исходит от любви ко мне. Он просто увлекся задачей осчастливить свою дочь и потому позабыл о ее обыкновенных людских желаниях, постарался сделать счастливой. А что может быть радостней для родителей кроме как видеть своих детей обустроенными хорошим положением в обществе. Теперь я знаю истинный смысл этих значений. Разве может быть большего счастья для отца кроме как наблюдать за счастьем своих детей. Я представляю себя со стороны и начинаю презирать эту легкомысленную непорочность с которым так хотела остаться. Мне вспоминается Нилу точно такая же как я сама, но более смелая что могла честно признавать свою глупость. Но потом вспомнив Вали я отвечаю сама себе — нет Нилу оказалась не только смелой, но и умной и вдруг в это время слышу негромкий стук.