Аэлин поникла. Ей нечем было его утешить: не выслушай она эту историю от лица Мальстена, ей бы не пришло в голову заподозрить Рериха и Культ в такой грандиозной и вероломной постановке. В голове до сих пор не укладывалось, как можно было разыграть столь жестокий спектакль.

– Сам я был уже далеко к тому моменту и слышал об этом лишь вести, – закончил Мальстен свой рассказ.

– Заявить о лжи Культа вы не могли, – тихо сказала Аэлин. Это не было вопросом.

– А кто бы мне поверил? Меня объявили бы самозванцем и казнили без суда и следствия. За пособничество или за что-нибудь еще. Не думаю, что у Колера не нашлось бы фантазии, чтобы наскоро состряпать повод для новой расправы.

Аэлин погрузилась в задумчивость, взгляд ее потускнел.

– И весь этот ужас… боги, он ведь сто человек сжег! Все ради того, чтобы лишить вас прав на Хоттмар?

– Считаете это недостаточной причиной? – криво ухмыльнулся Мальстен, вживаясь в собственную полуправду. – Открою вам секрет, леди Аэлин, жрецы Культа расправлялись с людьми и за меньшее.

– Как Рерих Анкордский мог согласиться на такое? Сжечь сотню своих воинов! Неужели он настолько боялся бунта?

– Вы бы не так удивлялись, если б знали его лично, – мрачно ответил Мальстен. Здесь он не кривил душой. – Такие монархи, как Рерих, готовы убивать людей тысячами в назидание миллионам. Уверен, Рерих считает, что отделался малой кровью. И, надо признать, этот метод сработал: народ Анкорды спокоен, в их глазах единственный злодей во всей этой истории – только я. – Мальстен тяжело вздохнул. – Я должен был предупредить вас, что связываться со мной опасно. Меня ищут люди Рериха и жрецы Культа, чтобы довести дело до конца. Если хотите, я покажу вам на карте, как найти тринтелл, и покину вас сию же минуту. Я не хочу рисковать вашей жизнью.

Аэлин покачала головой, на раздумье ушла всего пара мгновений.

– Нет. Не хочу, – сказала она. – Со мной тоже опасно: мои преследователи напали на нас прямо у вашего дома. Вас это не отпугнуло, и вы вызвались помочь мне. Кем же я буду, если не отплачу вам тем же?

– Весьма осторожным и предусмотрительным человеком, – с беззащитной улыбкой предположил Мальстен.

– Не моя история, – бойко сказала Аэлин. – Мой конек – импровизация. По крайней мере, сегодня. – Она не удержалась и подмигнула ему, после чего кивком указала в чащу леса. – Идем. Пора двигаться дальше.

Герцогство Хоттмар, Кардения.

Тринадцатый день Фертема, год 1479 с.д.п.

Слуги отводили глаза и опускали головы, выкладывая поленья и сено у трех позорных столбов, выставленных на большом помосте посреди замковой площади. Большую территорию, на которой располагались конюшни, псарни, жилые дома для прислуги и роскошный парк, теперь наводняли люди в ярких красных одеждах – длинных, как рясы служителей богов, либо походных, напоминающих кожаные доспехи с массивными плечевыми накладками. Снующие повсюду последователи Красного Культа изучали каждого слугу пристальным, внимательным взглядом, будто искали связь с демонами-кукольниками в самой глубине людских душ и знали, как эту самую связь распознать. Жители боялись попасться им на глаза: пример судьбы, постигшей хозяев этой земли, был достаточно наглядным, чтобы поселить опасение в сердце каждого хоттмарца.

На высокой платформе стояли трое, привязанные к деревянным столбам: двое мужчин и одна женщина. Над двумя из них дознаватели несколько дней работали с особой осторожностью, стараясь, чтобы на казни по внешнему виду этих людей невозможно было понять, насколько тяжелый и мучительный допрос им пришлось пережить. Большинство полученных ими травм невозможно было заметить. Лишь изможденное выражение, застывшее на лицах обоих, говорило о том, что несколько дней дознания превратились для них в сущий кошмар.

Перед узниками, неспешно меряя шагами помост, расхаживал жрец в походном красном кожаном доспехе. Он был высок и статен, обладал хищным профилем, волосами цвета вороного крыла и глазами разного цвета – карим и голубым.

Первый пленник напряженно и с ненавистью следил за каждым движением жреца. Женщина смотрела строго вперед, взгляд ее был пустым. Третий узник даже не стоял, а, скорее, опирался на собственные путы. На его когда-то красивое лицо сейчас невозможно было взглянуть без ужаса: оба глаза заплыли от побоев, нос был сломан, губы разбиты. На одежде виднелись множественные кровавые пятна, переломанные пальцы рук с вырванными ногтями застыли в неестественном положении и заметно распухли. Но при всем этом наибольший ужас на жителей Хоттмара наводило то, что кровь изувеченного мужчины была синей.

Жрец остановился напротив третьего пленника, безуспешно пытаясь найти его взгляд.

– Жаль, ты не видишь меня сейчас и не сумеешь запомнить, – досадовал он. – Я бы многое отдал, чтобы ты видел, кто оборвет твою жизнь, монстр. Каково тебе ощущать, что люди, которые столько лет давали тебе приют, погибнут из-за тебя?

Узник состроил кровавую гримасу презрения и со злобой плюнул в лицо своему мучителю синей кровью.

– Ты сам сдохнешь в муках, выродок! – успел процедить он, прежде чем получил сильный удар в правый бок. Переломанные ребра вспыхнули болью, дыхание перехватило приступом кровавого кашля.