– Нет, не хочешь, - ответила Элли, включая стиральную машину. Она вытащила из корзины мятую скатерть и положила ее на гладильную доску.

– Почему нет?

Элли оторвалась от глажки.

– Ты монахиня.

– Правда?
– спросила Кайри. Она посмотрела на себя, словно впервые заметила одеяние.
– О, ты права. Монахиня. Так, о чем мы говорили?

– Ты опять пытаешься меня рассмешить.

– Элли, у тебя действительно потрясающий смех.

– Это не сработает. Я проверила свое чувство юмора у двери, когда пришла сюда, - ответила Элли, снова берясь за утюг.

– Я хотя бы заработала очки за попытку рассмешить тебя?
– спросила Кайри, глядя широко раскрытыми глазами и с надеждой.

– Два.

– Два что?

– Я даю тебе два очка за попытку рассмешить меня.

– А сколько очков нужно, чтобы я выиграла?

– В какую игру мы играем?
– спросила Элли, включая пар на утюге. У нее была складка, которая не поддавалась.

– В игру "Давай дружить".

– Мне не нужны друзья.

– Нам всем нужны друзья, - ответила Кайри.
– Мы бы сошли с ума без друзей.

– Ты уже сошла с ума, - напомнила ей Элли.
– Как и я.

– Это правда, что ты прячешься от своего жестокого парня?
– спросила Кайри. Элли выпрямилась, как струна, и уставилась на Кайри. У Дэниела был его «Ауч», но давным-давно Элли усовершенствовала свой устрашающий взгляд, который использовала с другими сабмиссивами в круге Кингсли. Как только один из них переступал черту, выходил за пределы, или, что еще хуже, по мнению Элли, жаловался - она так пристально смотрела на сабмиссива, что тот начинал плакать. Теперь она так же пристально смотрела на Кайри.

– Ты девственница?
– спросила Элли.

– Что? – Кайри моргая, смотрела на нее в замешательстве

– Если мы ведем откровенную беседу, она должна быть двусторонней. Ты девственница?

– Да, - ответила Кайри.

– Так и думала.

– Что это значит?
– спросила Кайри.

– Значит, что ты невинная. Ты никогда не позволяла себе быть сексуально уязвимой перед кем-то. Поскольку ты девственница, ты даже представить себе не можешь, какой была моя жизнь до того, как я приехала сюда. Мы будем говорить на совершенно разных языках. Я могу рассказать тебе правду о том, кто я и что привело меня сюда, и ничего из сказанного не будет иметь для тебя никакого смысла.

– Откуда ты знаешь?

– А как, по-твоему, я узнала, как снять воск с твоего одеяния?
– спросила Элли.

– Не знаю. Ты сказала это было, как? Опасность во время отдыха. Отдых - значит игра. Ты играла со свечным воском.

– Да. Есть какие-нибудь догадки, как и почему?

– Не совсем. Свечной воск не кажется таким уж забавным.

– Значит, ты не из той же тусовки, что и я. Была во всяком случае, - поправила она.

– Похоже, интересная тусовка. Банда свечного воска.

– Да. Наверное.
– Элли вздохнула и сложила свою теперь уже идеально ровную скатерть.

– Ты скучаешь по ней? По прежней жизни?
– Кайри обошла гладильную доску и села на тумбу. Ее ноги, обутые в черные старушечьи туфли, стучали по дверце. Без одеяния Кайри была бы похожа на скучающего подростка, сидя на кухонной тумбе.

– И да, и нет, - ответила Элли.
– Скучаю по ее части.

– По чему ты скучаешь?
– спросила Кайри.

Элли посмотрела ей прямо в глаза.

– По сексу.

Она надеялась, что это наконец заткнет Кайри.

– Это так же весело, как звучит?
– спросила Кайри.

– О мой Бог, мне не избавиться от тебя, не так ли?
– спросила Элли, готовая разбить окно и убежать, при необходимости.

– Неа, - Кайри ухмыльнулась от уха до уха.
– Я так не веселилась с тех пор, как приехала сюда. Ты действительно сердишься, и мне это нравится. Скажи мне еще что-нибудь сердитое.

– Ты, должно быть, мазохистка.

– Что?

– Мазохист. Тот, кто получает удовольствие от боли и унижения.

– Ну... я ушла в монастырь.

– Точно подмечено, - признала Элли.
– Послушай, ты кажешься очень милой.

– Я очень милая. Я самый милый человек, которого ты когда-либо знала.

– Да ты настоящая Поли-матьее-Анна, не так ли?

– Да. А еще, «Полли и мать ее Анна» было бы отличным названием для лесбийского порно.

Элли уставилась на нее.

– Ой, пугающее лицо, - сказала Кайри.

– Стоп, - сказала Элли.
– Пожалуйста, просто прекрати то, что ты делаешь.