Шрифт:
— Но как мы сами доберёмся до ключа? — спросила она.
Катриона подняла глаза.
— Он есть у моего отца.
Безусловно. Как дон 5Сент-Джонса, профессор Кэмпбелл держал у себя ключи от всех дверей. Аннабель почувствовала, как расплывается в редкой для себя улыбке. Хэтти походила на кошку, готовую наброситься на клетку с канарейками.
— О боже, — сказала Катриона. — Лучше бы это того стоило.
Когда Аннабель поднялась по скрипучей лестнице в свою комнату в Леди-Маргарет-Холле, солнце уже село. Студенток всего было восемь, одна из которых, Хэтти, жила в "Рэндольфе", поэтому остальные свободно разместились в скромном кирпичном доме на окраине города, ничем не напоминающим роскошный отель. И всё же, стоя на пороге своей комнаты, Аннабель переполняли тёплые чувства. Слабый свет газовой лампы отбрасывал золотистый отблеск на узкую кровать слева, шкаф справа и шаткий письменный стол прямо перед окном. Её стол. Где она могла погрузиться в мифы Древней Греции и поломать голову над латинскими загадками. Её кровать. Где она спала одна, и её не пинали сонные дети, не отбирали одеяло дочери Гилберта. Стоило повесить на двери снаружи записку о том, что Аннабель занята, и весь мир отходил на второй план.
Она крепко обхватила себя руками. Какой же подарок — иметь собственную комнату!
Аннабель сделает всё от неё зависящее, чтобы стать самой прилежной и благодарной ученицей.
Но сначала… Она застонала. Сначала нужно помочь группе суфражисток проникнуть в дом самого могущественного герцога Англии.
Глава 5
Ноябрь.
Себастьян кинул пронизывающий взгляд на Перегрина поверх письма, которое встретило его, когда он нанёс неожиданный визит в Клермонт.
— Твоя успеваемость упала.
— Да, сэр.
— Ты не заплатил за обучение в этом семестре.
Перегрин нервно провёл рукой по волосам, безнадёжно их растрепав.
— Нет.
Значит, его попытка научить нерадивого брата финансовой ответственности, доверив ему распоряжаться собственным счётом, провалилась.
— А сегодня утром ты загнал Уэзерли на свежепозолоченную водосточную трубу в Сент-Джонсе, бегая за ним с мечом?
— С рапирой, — пробормотал Перегрин, — и Уэзерли это заслужил.
Себастьян опустил письмо на стол, заставленный аккуратными стопками срочных и важных документов. Как не вовремя. Перегрин не был глупым, как и не был ребёнком, поэтому причин вести себя как глупый ребёнок у него нет, но вот уже год он вёл себя именно так, создавая проблемы, которых по логическим соображениям не могло даже существовать.
— Ты был пьян?
Перегрин заёрзал на стуле.
— Нет. Может пропустил пару бокалов виски.
Если он признался в двух, их можно смело умножить на два. Ещё и выпитых до полудня. Верно говорят, яблоко от яблони.
— Я разочарован. — Голос Себастьяна прозвучал холодно, даже для его собственных ушей.
По носу и скулам Перегрина разлился румянец, придав ему странный мальчишеский вид. Но в свои почти девятнадцать он уже был мужчиной. В этом возрасте Себастьян стал герцогом. С другой стороны, в отличие от брата он никогда не чувствовал себя по-настоящему молодым.
Его взгляд скользнул мимо Перегрина к стене. Справа от двери висело шесть картин с изображением фамильных поместий, и одна слева, на которой был запечатлён замок Монтгомери. Шестнадцать лет назад Себастьян приказал повесить все картины с левой стороны, как ежедневное напоминание о том, что его отец потерял, продал или разорил за время своего недолгого правления. Конечно, фундамент герцогства рушился на протяжении десятилетий, и дед сыграл в этом первую скрипку. Но у отца был выбор: бороться с финансовым упадком, который, как гниль, разъедал их поместья, или сдаться. Он решил сдаться и сделал это, как истинный Монтгомери — в наивысшей степени продуктивно. Процесс восстановления проходил отвратительно, он выливался в бесконечное выкручивание рук, просьбы об одолжениях и отказ от традиций. Себастьян начинал понимать, почему мать переехала во Францию, там было легче закрывать глаза на то, кем стал её сын — герцогом с коммерческим складом ума. Он пойдёт на всё, лишь бы вернуть замок. И не потому, что Себастьян чувствовал сильную привязанность к этому месту. Там было темно, гулял ветер, и водопровод никуда не годился, а затраты на содержание сильно ударят по кошельку. Но то, что принадлежало Себастьяну, принадлежало Себастьяну. Долг есть долг. В марте замок Монтгомери, наконец-то, окажется справа от двери. Как же чертовски не вовремя его наследник решил разыгрывать из себя деревенского дурачка.
Он бросил на Перегрина тяжёлый взгляд.
— Полагаю, ты потратил деньги на развлечения с друзьями?
— Да, сэр.
Себастьян ждал продолжения.
— И я… играл в карты.
Себастьян стиснул зубы.
— Что насчёт женщин?
Перегрин покрылся багровыми пятнами.
— Ты же не думаешь, что я стану о них рассказывать, — пробормотал он.
Про себя Себастьян согласился: чем занимался брат за закрытыми дверями его не касалось. Но хитрая, мечтающая о титуле девица могла запросто сбить с толку молодого глупого лорда.
— Ты же знаешь порядок вещей, — проговорил он. — Если мне не знакомы её родители, значит она хочет обчистить твои карманы.
— У меня никого нет, — раздражённо ответил Перегрин, чем только подтвердил его догадку.
Себастьян подумал, что надо не забыть послать человека прочесать полусвет и сообщить даме, кем бы она ни была, чтобы попытала судьбу в другом месте.
Он постучал пальцем по письму.
— Я вычту компенсацию за водосточную трубу из твоего содержания.
— Понял.
— Ты не поедешь со мной во Францию, а останешься здесь и будешь учиться.
После секундного колебания брат угрюмо кивнул.
— И на время новогоднего приёма ты отправишься в Пендерин.
Перегрин побледнел.
— Но…
Было достаточно одного взгляда, чтобы брат передумал протестовать, но сухожилия на шее Перегрина напряглись. Непостижимым образом ему нравились домашние приёмы и фейерверки. По правде говоря, чем больше он погружался в суматоху празднеств, тем веселее становился. Брат пришёл в восторг, услышав о том, что они собираются устроить новогодний приём. В поместье в Уэльсе никогда ничего не происходило.