Он раскрыл блокнот и, как только перо коснулось бумаги, все посторонние мысли вылетели у него из головы. Замок Монтгомери, доставшийся первому герцогу за проявленную отвагу в битве при Гастингсе, восемнадцатый герцог проиграл в карты. Себастьян вернёт его назад, даже если это будет последнее, что он сделает в этой жизни.

Глава 4

— Вы выглядите рассеянной, мисс Арчер.

Острый, как у стрелка, взгляд поверх очков в металлической оправе устремился на Аннабель, и она почувствовала укол вины и всплеск тревоги. В твидовом пиджаке с заплатками на локтях, с нахмуренными бровями на высоком лбу профессор Дженкинс выглядел блестящим академиком, коим и являлся. Ему едва исполнилось сорок, а он уже был титаном в области военного древнегреческого искусства, поэтому во время его утренних занятий, которые он вёл в качестве тьютора2, следовало проявлять усидчивость, как нигде.

Она с раскаянием посмотрела на человека, с которым её отец прежде поддерживал переписку.

— Простите, профессор.

Он склонился над столом.

— Это всё из-за чёртового вязания, да?

— Прошу прощения?

— Вязание, — повторил он, злобно глядя на миссис Форсайт. — Этот стук сводит с ума, как протекающий кран.

Стук спиц за спиной Аннабель внезапно прекратился, и комнату наполнили возмущённые восклицания миссис Форсайт. Аннабель съёжилась. В конце концов, женщина оскорбилась по праву, Аннабель платила ей шесть пенсов в час за то, чтобы она просто сидела рядом, потому что Гилберт, чёрт бы его побрал, оказался прав в одном: ей действительно была необходима компаньонка, причём одобренная самой руководительницей колледжа. Студенткам не разрешалось появляться в центре Оксфорда без сопровождения, и они не могли оставаться с профессором наедине. Элегантная пожилая вдова миссис Форсайт определённо выглядела достойной блюстительницей приличий.

Но если Дженкинса раздражал стук спиц, Аннабель должна найти другое решение. В конце концов, он был титаном. Его уроки превращали помятые старые страницы в выразительные окна в прошлое, его выдающийся интеллект разжигал в Аннабель желание учиться. И, чтобы преподавать ей греческую историю, он взял на себя труд прийти в класс, который предоставил студенткам университет: комнату с разномастной мебелью над пекарней на Литтл-Кларендон-стрит.

Над пекарней. В этом и заключалась вся беда. Отвлекало не вязанье, а запах свежеиспеченного дрожжевого хлеба, доносившийся сквозь щели в двери…

Внизу по улице с грохотом проехала телега.

Профессор с раздражением громко захлопнул свой экземпляр "Фукидида3".

— На сегодня всё, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что к завтрашнему дню вы предложите свой оригинальный взгляд на эту главу.

К завтрашнему дню? Приятное ощущение от его похвалы быстро прошло, ей опять придётся провести ночь за учёбой. Неотложные дела в Оксфорде накапливались быстрее, чем в Чорливуде.

Убирая перьевые ручки и блокнот в сумку, Аннабель украдкой наблюдала за Дженкинсом. Наконец, встретив его лично после долгих лет сухой научной переписки, она всё ещё удивлялась, как молодо выглядит профессор. Он был долговязым, а благодаря жизни, проведённой в тускло освещённых архивах, на его лице отсутствовали морщины. К тому же настроения профессора часто менялись, он то погружался в свои мысли, то вмиг оживал и тогда ничто не могло скрыться от его проницательного взора. С подобным типом мужчин не так-то легко справиться.

Под ними, в пекарне, кто-то с большим энтузиазмом принялся стучать металлическими кастрюлями.

Дженкинс ущипнул себя за переносицу.

— В следующий раз приходите в мой кабинет в Сент-Джонсе, — сказал он.

Сент-Джонс был одним из старейших и богатейших колледжей Оксфорда4. Ходили слухи, что одна их винная коллекция стоила всех королевских драгоценностей.

— Но никаких спиц и пряжи, — предупредил Дженкинс, — понятно?

Аннабель спешила вниз по бульвару Сент-Джайлс в компании всё ещё рассерженной миссис Форсайт. Жаль, что нельзя побродить здесь подольше и насладиться видом очаровательных стен из песчаника, обрамляющих улицу, но она уже опаздывала на собрание суфражисток. Хотя ей всё-таки удалось проникнуться многовековыми знаниями и атмосферой таинственности, которые источали рассохшиеся камни старых строений. На днях Аннабель заглянула в одну из средневековых дверей в стене, мельком увидев за ней прекраснейший сад на территории мужского колледжа, маленький островок экзотических деревьев, поздних цветов и укромных уголков, спрятанный от посторонних взглядов, как драгоценный камень в шкатулке. Возможно, когда-нибудь у неё получится проникнуть внутрь.

На этой неделе суфражистки собирались в "Рэндольфе". Хэтти и её двоюродная бабушка, выступающая в качестве компаньонки, сняли апартаменты в шикарном отеле на время семестра и любезно предложили принять женщин у себя. Общая комната в Леди-Маргарет-Холле, колледже Аннабель, вполне могла бы вместить небольшую группу активисток, но его декан, мисс Вордсворт, не допускала проведения политических мероприятий на территории учебного заведения.

— Я закрою глаза на происхождение вашей стипендии, — сказала она Аннабель во время их первой встречи, — но советую не злоупотреблять доверием, которое проявил к вам университет.

Мисс Вордсворт была интересной женщиной, она платила из собственного кармана преподавателям, чтобы дать женщинам образование, но не видела никакой необходимости помогать им получить право голоса.

— Чего же именно добивается ваша группа? — запыхавшись, спросила миссис Форсайт, чем до боли напомнила Аннабель тётю Мэй.

"Чего же именно добивался мой племянник, нагружая тебя излишними знаниями?" — Подобные вопросы тётя Мэй задавала беспрестанно в течение долгих зимних месяцев, которые они вместе провели на севере. Не потому ли она выбрала миссис Форсайт из числа компаньонок, одобренных руководительницей колледжа? Аннабель исподтишка посмотрела на женщину краем глаза. С этими маленькими очками на кончике носа она даже немного походила на тётю Мэй.

— Мы просим внести поправки в Закон о собственности замужних женщин, — ответила Аннабель, — чтобы женщины могли сохранить за собой своё имущество после замужества.

Миссис Форсайт нахмурилась.

— Но зачем? Ведь все земные блага мужа принадлежат и его жене?

— Но только эти земные блага не записаны на её имя, — осторожно заметила Аннабель. — А поскольку голосовать могут только люди, чья собственность на их имя записана, женщине необходимо сохранить имущество за собой, если она хочет получить право голоса.